Пахло в зале неаппетитно — чем-то подгоревшим, а под потолком, кажется, даже стояла сизая дымка, заползавшая из дверей и вентиляции. На стенах, освещенных веселыми брызгами солнечных лучей, висели картины: натюрморт с дичью, плохонький пейзаж и скособочившийся портрет голой красотки с виноградной гроздью, засиженный мухами. Наверху с натужным гулом и хрипом вращались лопасти вентилятора.
— Чего изволите? — лениво спросила баба, вынула из грязноватого передника блокнот и огрызок карандаша и выжидающе замерла. Вентилятор слегка раздувал ее кудряшки, отчего казалось, что волосы шевелятся, как ожившие макароны.
— А меню можно? — спросил Антон.
Синицын хмыкнул и уткнулся в тарелку.
— Откель у нас тут меню? — удивилась баба. — Я вам и так скажу, что на завтрак.
— И что?
— Ну, значится, каша перловая с печенью, супчиков два штуки. Хотите — рассольник, хотите — борщ…
«Борщ» она выговорила как «борсч», чем невероятно развеселила.
— …Потом еще салат «Витаминный», огурчики с помидорчиками, кисель, компот, выпечка. Чай с сахаром.
Антон подумал и посмотрел в тарелки коллег. Оглядев их унылые лица, он задумчиво сказал:
— Ну, давайте салат «Витаминный» и… борсч. Каши не надо.
— А компот? — поинтересовалась баба.
— И компот не надо. Чаю и булку. С чем у вас булки?
— Есть с маком.
— А еще?
— Есть без мака, — пожала плечами баба, словно удивляясь сказанной им глупости.
— Давайте с маком, — вздохнул Антон.
Баба послюнявила карандашик, черкнула в блокноте пару слов и отплыла от столика, как подбитый сухогруз, заваливаясь на один бок.
Антон проводил ее взглядом.
— Колоритная фигура, — сказал он.
— Это ты еще дворника не видел, — фыркнул Синицын. — Типочек — закачаешься. Помнишь, у Лунина в «Островитянине» Мамонтов снимался? Вот, нечто подобное. Сухой, жилистый, без зубов, а глазки умные, как у собаки. И пальцы кривые, в заусенцах, рабочие такие, а на запястье солнышко.
— Наколка?
— Ну. А говор пензюковый. Пензюки ж не гэкают, не акают, они поют. Я прям заслушался. Выйди потом, поболтай, авось пригодится для картинки какой.
С Синицыным и Ларионовым Антон был знаком еще с Питера, где дебютировал в сериале про доблестных ментов. Леня, маленький, с вечной улыбкой, был уже довольно известен, но, как и у Антона, карьера у него складывалась скорее сериальная, в рамках одного формата — русского мужичка «с хитринкой». Горбоносый, кудрявый Ларионов был характерным комедийным актером, в кино снимался часто и довольно успешно, но от ролей разнообразных клоунов он изрядно подустал. Потому на съемки в сериале согласился не раздумывая, о чем довольно быстро пожалел. На момент его согласия Залевский, который когда-то увел у него жену, утвержден еще не был. Узнав о появлении в фильме заклятого врага, Игорь долго ругался, намереваясь разорвать контракт, но потом стух, и только при упоминании соперника злобно поджимал тонкие губы.
— Господин Залевский прибыли, — вмешался в разговор Ларионов, не поднимая глаз от тарелки.
Антон окинул взглядом зал:
— Что-то я его тут не вижу.
— А его тут и нет, — зло сказал Ларионов. — Барин отбыл в ресторан завтракать. Гнушаемся мы с простыми-то смертными…
— Не свисти, Игорюня, — отмахнулся Синицын. — Барин не потому в кабак пошел. У него свои интересы.
— Какие? — заинтересовался Антон.
Синицын отодвинул пустую тарелку и взял стакан с остывшим чаем:
— Морду пошел засветить. Сюда же знаешь кто приехал? Альмухамедов! Тоже натуру будет снимать. Залевский до небес подпрыгнул. С утра подорвался — и в Киев. Машину забрал. Наверняка пас Тимура у гостиницы.
— А тебе кто не давал? — мрачно спросил Ларионов. — Поехал бы с ними, тоже покрутился. Может, Тимур и твою морду бы приметил.
Он поморщился, помешал ложечкой бледно-розовый компот с неаппетитными комьями сухофруктов, с сомнением оглядел со всех сторону булку и, зажмурившись, откусил, будто она намеревалась взорваться у него прямо во рту.
— Ну да, — хмыкнул Синицын, — кто ж меня отпустит? У нас сегодня сцена погони. У Залевского, кстати, тоже. Но его-то каскадером заменят, а потом доснимут на крупных планах, ну или вообще отдельно. Да и потом, он бы костьми лег, а со мной в одну машину не сел бы. Да и неважно это.
— Почему?
— Потому что Тимур сюда приедет все равно.
Антон застыл, не заметив даже, что сухогруз подплыл к столу и ухнул перед ним поднос с тарелками и стаканами. Ложечки, завернутые в салфетки, жалобно звякнули, но Антон не обратил внимания.