Я говорил абсолютно искренне: наконец мне улыбнулось счастье, и среди стаи пауков и мерзких прихлебателей я наткнулся на союзника и единомышленника: безусловно, он не был ни в чём заинтересован, и то, что нас роднило – была истина, чьим временным хранителем он являлся. – «Как раз реальные факты меня и интересуют: уж поверьте мне пожалуйста.» – Он всё ещё часто моргал, не склоняясь ни к одному из возможных решений; я мог упустить его и не получить то, что мне предназначалось, и тогда я достал главный козырь. – «Видите ли, в чём дело: одна из целей моей жизни – и может быть, главная – состоит в написании книги: правдивой и глубокой книги о том, кем же был ваш друг: пускай со всеми его недостатками и погрешностями! – но не знаю даже по какой причине – и не смогу объяснить рационально – пока я не сделаю этого, я не смогу жить спокойно. И если бы вы знали, с какими препятствиями мне пришлось уже столкнуться: я даже подумывал об отказе. Но что-то не пускает меня и не даёт возможности бросить дело: даже несмотря на противодействие типов вроде А.!» – «А.?» – Он передёрнулся. – «Вы сказали: А.?!» – Теперь он задрожал и с испугом отодвинулся от меня: пожилой одинокий человек, наверняка больной и слабый. – «Так он и есть главный гад, с которого всё и началось!» – «Что, простите, началось?» – Он, казалось, испугался собственной смелости. – «А всё, что только можно!» – Он облизнул губы; я не торопил его. – «Ведь он как прицепился к Р. – как клещ поганый! – так и не слез: до конца жизни. А меня ещё заставил дело на себя взять: как будто я один виноват оказался!» – «Простите, что взять?» – «Вину: за побитые окна.» – «Но каким образом?» – «Вы что: не знаете? Так он же из органов!» – Теперь я почувствовал настоящий ужас: бывший друг и собутыльник Р. до сих пор сохранял кошмарные воспоминания о том самом человеке, с которым мне пришлось общаться накануне. Теперь и я полноценно ощутил, к краю какой пропасти меня занесло нелёгким ветром: слишком уж легкомысленно я отнёсся вчера к намёкам, угрозам и предостережениям могущественного человека, не только не утратившего былой силы, но и получившего новые возможности и рычаги, благодаря которым заставить меня не путаться под ногами было делом абсолютно элементарным. Его угрозы не являлись шуточными и придуманными грязной нелепой фантазией: а уж после некоторого саморазоблачения они становились и того опаснее и суровее: он выдал мне часть планов, связанных с будущим использованием святого для меня имени – в корыстных исключительно целях! – и мог воспринимать меня почти врагом. Он ведь даже так и сказал: я вспомнил несколько вчерашних фраз и особенно ключевую – излюбленную фразу всех тиранов и диктаторов. – «Дело в том, что я знаю это: или по крайней мере догадывался.» – «А то, что мой великий – вы ведь так сказали? – друг – также оказался завербован: это вы знали?!» – Я почувствовал, как сердце проваливается в оглушительную пустоту и мне не хватает воздуха: он пронзительно смотрел мне прямо в глаза, оценивая силу и последствия удара. Я медленно приходил в себя, всё ещё соприкасаясь с ним взглядом: бывший друг моего героя и кумира не собирался добивать меня и ждал – судя по всему – очередного вопроса. – «Но позвольте: как? И зачем?..» – «Как завербован? Не знаю. А вот зачем: могу объяснить.» – Он облизнул губы. – «А то, что он был мерзавцем и прямая дорога ему была в зону: вы это знаете? и что зачинщиком и организатором почти всегда являлся он – и без прикрытия не видеть ему театра и всего остального? И то, что я отбывал его вину – почти исключительно! – но у него уже имелись покровители, и чтобы с ними полностью рассчитаться – тут я не сомневаюсь! – ему и пришлось стать агентом. И после этого: великий друг?!» – «А доказательства?» – «В архивах ищите ваши доказательства: архивах соответствующей службы!» – Он говорил сильно и убедительно: горькие слова окончательно подводили всему итог и выстраивали общую картину – абсолютно непохожую на сусальный светлый образ! – но У. являлся его другом и вряд ли стал бы сочинять невозможное: какой смысл ему было лгать так нагло и открыто, противореча сразу всему, что находилось на поверхности. – «Хорошо. А что ещё вы знаете об Р. такое, что никому не известно?» – «Я?! Я всё знаю!» – Он задохнулся от ярости; я не торопил его. – «Почему он умер:
это вы знаете?» – «От водки?» – «Если бы! То есть конечно: мог и от неё, но умер он от наркотиков: с дозой перестарался!» – «Разве он принимал?..» – «Вы хотели правду? Или я ослышался? Вот вам правда!» – Он почти кричал на меня, но торжества или радости здесь не было в помине: он просто выкладывал голые факты, мерзкие по вкусу, запаху и цвету: наверняка он очень по-доброму относился к Р. в прошлом, и только мышиная возня вокруг смогла вынудить его на откровенность; я теперь хорошо понимал его.