В тот же день,
25 марта, вечером.
Реми никак не мог прийти в себя: вокруг царил леденящий холод, а от мыслей бросало в жар. Он, рассыльный в префектуре, ученик полицейского, мелкая сошка для господина комиссара Делевуа — знаменитого по всему департаменту многочисленными раскрытыми делами, а также своим угрюмым характером, — с самим патроном направляется в этом дилижансе в забытый всеми городишко, чтобы помочь в раскрытии убийства молодой женщины, фамилия которой принадлежала одному из его однокашников!
— Ты хотя бы ничего не забыл? — вдруг спросил комиссар.
— Нет, а что я должен был не забыть?
— Ну, я не знаю, свои письменные принадлежности, перья, чернила, бумагу — все, что сейчас требуется для работы над любым делом. Отчеты, протоколы, донесения — вот что теперь ценится превыше всего!
— Думаю, у меня все есть.
Однако Делевуа распалился еще больше.
— Дополнительное расследование! — ворчал он сквозь зубы. — Дополнительное расследование — и это при том, что следствие еще даже не начиналось!
Наконец, чтобы сменить тему разговора, он приоткрыл замерзшее смотровое окошко, через которое можно было разговаривать с ямщиком.
— Эй, кучер, спят, что ли, твои лошади? Коляска ледяная — мы тут замерзнем, если будем так тащиться!
— Опять снег пошел, господин комиссар. Если он не перестанет, боюсь, мы не сможем ехать дальше, а остаться ночью посреди дороги — это не шутка.
— Ну так поезжай быстрее!
— Но как же я могу, господин комиссар?
Делевуа потянулся, чтобы опустить форточку; пар от его дыхания был виден в свете фонаря.
— Проклятая коляска! — сказал он. — Как подумаю, что дʼЭрвиль увел нашу из префектуры!
— Да и она не лучше этой, господин комиссар. И вы же знаете, что ему надо было приехать первым.
— Приехать раньше нас? А спрашивается, зачем? Убедиться, что она умерла, — и все.
— Речь о другом, господин комиссар!
— Ну ладно, посмотрим! Чем быстрее закончим, тем лучше.
С каждой минутой снег и грязь все больше затрудняли ход. Кроме того, состояние дилижанса было отнюдь не безупречным. Эта неуклюжая колымага с черно-желтым кузовом под названием «Ласточка», в которой они сегодня вечером были единственными пассажирами, три раза в неделю обеспечивала сообщение Руан — Ионвиль. Именно в тот момент, когда полицейские бранили состояние рессор, какая-то из них вдруг сломалась — это случилось в одном лье от места назначения.
Пока они выбрались из повозки, а кучер, которого звали Ивер, распряг лошадей и приступил к починке, наступила глубокая ночь. Все уже закоченели и только начали забираться в дилижанс, как внезапно прямо на них из темноты вынырнула едва освещенная карета; она на бешеной скорости мчалась в противоположном направлении.
— Наконец-то кто-то едет к нам на выручку! — крикнул кучер и поспешил на до-роту, размахивая своим фонарем.
Запряженная четверкой лошадей карета с ужасным металлическим лязгом промчалась бок о бок с дилижансом, едва не задавив всех троих и обдав их фонтаном грязи и снега.
— Поберегись!
Они едва успели разглядеть сидевших в карете пассажиров: две-три женщины в туалетах, словно возвращавшихся с бала, мужчина во фраке с белым шарфом, в цилиндре, и черный, как демон, кучер, который успел бросить на них гневный взгляд, продолжая громко понукать лошадей.
— Нет, вы только подумайте! Они даже не остановились!
— Я знаю эту карету, — заметил Ивер. — Это люди из Руана. Наверное, приезжали погостить у своих друзей в замке Вобьесар, а может, и еще дальше. Праздник у них закончился поздно, потому и гонят галопом, точно безумные, не заботясь о беднягах, которые оказываются у них на дороге.
— А кучер — ты его знаешь?
— Нет, но уже видел раньше. Правит, как дьявол!
Ивер снова стал хлопотать вокруг «Ласточки» и вскоре объявил, что починил рессору на скорую руку. Он взял лошадей под уздцы, и пустой экипаж во мгле медленно тронулся в путь, а два пассажира пошли за ним, держа в руках фонарь и спотыкаясь на обледенелой земле.
Дорога вилась по ложбине и вела к какой-то долине. Окруженная темными, несмотря на снежный покров, деревьями, перерезанная глубокими колеями, она была погружена в полнейшую темноту и таила множество опасностей. Путь преграждали то замерзшие ручьи, то сугробы, то упавшие деревья. Прошло больше часа, прежде чем они, грязные и закоченевшие, добрались до постоялого двора — конечного пункта следования дилижанса. Мамаша Лефрансуа, хозяйка гостиницы, как раз намеревалась послать им подмогу.