"Мой любимый! - Читал Купер, - Мой любимый, ответь, почему люди не придумали до сих пор какого-нибудь приличного названия для любовных игр и утех?.. Я не понимаю, почему, написав миллионы стихов о любви, романтике и прочих возвышенных чувствах, мечтатели и поэты постыдились дать имя блаженному слиянию, соитию, венцу и вершине взаимоотношений мужчины и женщины, и осталось оно как название какой-то постыдной болезни - имуществом и достоянием врачей, именующим его каким-то собачьим словом "коитус" (у меня это слово почему-то всегда ассоциировалось со словом "койот"), или же арсеналом хулиганья и дикарей, подобравших для этого многочисленные пакостные названия и матерные клички... Боже, от всего этого меня просто выворачивает наизнанку, меня тошнит. Хотя, - только что поймала себя на мысли, - не всегда: однажды, когда ... (тут стояло какое-то имя или инициалы, но они были тщательно замазаны фломастером) предложил мне заняться этим в самых что ни на есть грубых выражениях, свойственных разве что докерам или рабочим с лесопилки Пэккардов, я с удивлением заметила, что это меня возбуждает..."
"Не одну только тебя, - подумал Купер, - я знаю, что подобные вещи часто действуют возбуждающе на многих женщин, порой даже самых возвышенных и утонченных..."
Купер продолжил чтение:
"О, как крепки твои руки, как горячи твои бедра на моих ногах, которые я распахиваю тебе навстречу, мой любимый!.. И сколько бы раз мы ни любили друг друга до этого, сердце снова замирает в тот самый миг, когда ты со стоном входишь в мое лоно, разжигая своим яростным факелом все нарастающее пламя, такое гудящее, такое слепящее, дающее мне счастье..."
Купер, вспомнив необычайно развратную позу, в которой Лора была запечатлена в "Суперплоти", нехорошо ухмыльнулся.
Он подумал:
"Слишком красиво написано для такой... Не иначе, как откуда-нибудь списала. Вообще, в таком возрасте девочки имеют страсть к украшательству..."
"Какая в тебе нежность и сила, - продолжал чтение Дэйл, - Когда ты в меня входишь, когда ты в меня вонзаешься, у тебя всегда закрыты глаза, ты весь, весь, до последней клеточки во мне..."
Дэйл перевернул страницу.
"О, дорогой, любимый, как тяжело ты лег на меня, какая сила от твоей мускулистой тяжести!..
Пожалуйста, теснее!..
Пожалуйста, крепче!..
Еще!..
Еще!..
Какая радость во мне бушует!.. Я просто перестаю чувствовать себя, отнимаются ноги... Руки, словно беспомощные плети, свисают вниз... Я уже ничего не понимаю, ничего не чувствую, кроме тебя, мой любимый... О, я не могу больше, не могу!..
О-о, не могу!..
Какая боль!..
Какая радость!..
Судорога наслаждения!..
Пик восторженной муки!..
Ты - весь во мне, мой любимый... Я чувствую тебя под сердцем... Твое дыхание - точно хрип, и тело твое бьется в моих объятиях..."
Купер, откинувшись на спинку стула, подумал:
"Нет, определенно откуда-то списала... Вообще, я не совсем понимаю эту Палмер. Когда писатель списывает что-нибудь у другого писателя, чтобы издать чужие мысли под своей фамилией, это называется плагиат. В таком случае он обманывает других людей... Но, списывая красивости в собственный дневник, получается, что таким образом хочешь выдать чужие мысли за свои собственные, только для самого же себя. Для чего только? Чтобы казаться в собственных глазах умнее?.. Не понимаю..."
Купер, закрыв дневник Лоры Палмер, аккуратно положил его в ящик стола и, щелкнув замком, спрятал ключ в карман. Он был человеком слова - твердо помня, что обещал родителям покойной беречь последние записи Лоры от посторонних глаз. Кроме того, Купер продолжал надеяться, что в недалеком будущем дневник сможет пригодиться.
Быстро одевшись, Дэйл вставил в диктофон новую кассету и направился к дверям - он решил съездить к шерифу Трумену.
Просмотрев видеокассету, доктор Джакоби пришел в необычайное волнение - спустя десять минут он был в необходимом месте...
Спрятавшись за кустами, Лоуренс принялся наблюдать. Через несколько минут неподалеку от беседки замаячила чья-то фигура, несомненно - девичья, притом очертания ее показались Лоуренсу очень знакомыми... Девушка обернулась - у Лоуренса потемнело в глазах... Льняные волосы; правильные, как у античного изваяния, черты лица, необыкновенно стройные ножки... Вне всякого сомнения, это была. Лора Палмер. Это было так похоже на сон или видение, что доктор Лоуренс ущипнул себя за руку... Лора, медленно расхаживая по узкой, выхоженной известняковыми плитами, дорожке, медленно, словно заводная кукла, поворачивала голову то в одну сторону, то в другую, будто бы демонстрируя своим видом, что это - действительно она, что никаких похорон не было и что все события в Твин Пиксе, произошедшие в последние дни - не более, чем вымысел...
-Боже... - Прошептал пораженный доктор, - Боже, это действительно она...
Лора Палмер продолжала, словно манекенщица, прохаживаться взад и вперед.
В этот самый момент сзади на Лоуренса обрушился удар страшной силы, он успел только ойкнуть, после чего медленно осел на землю... Уже будучи на земле, Джакоби обернулся вполоборота - то ли инстинктивно, то ли для того, чтобы рассмотреть нападавшего - но только успел заметить, что его лицо закрывала сделанная из лыжной шапочки маска - наподобие тех, что носят североирландские террористы. После этого Лоуренс получил еще два мощных удара - один в спину, видимо, чем-то тяжелым, а другой - в солнечное сплетение. Изо рта доктора хлынула темная кровь; однако он продолжал смотреть вперед - туда, где по выложенной известняковыми плитами дорожке медленно расхаживала Лора Палмер. Последнее, что он запомнил - к Лоре откуда-то сбоку подъехал огромный черный "Харлей-Дэвидсон", за рулем которого сидел молодой человек, чем-то напоминающий Джозефа Хэрвэя (сзади сидела черноволосая девушка латиноамериканского типа); Лора, подойдя к водителю мотоцикла, нагнулась и прошептала ему что-то на ухо... Еще один удар - и Джакоби провалился в какую-то черную зияющую бездну.
Джозеф, открыв двери квартиры доктора Джакоби, осторожно включил свет в прихожей и, стараясь не шуметь, прошел вперед. Половица под ногами Джозефа предательски заскрипела - он вздрогнул. Впрочем, Хэрвэй знал, что особенных причин для беспокойства у него нет - вне всякого сомнения, Джакоби отправился на встречу с Мэдлин, переодетой Лорой.