Лиз Уильямс
«Расследование ведет в ад»
Пролог
Из-под багрово-красной двери тянуло сквозняком, и подвешенный за ноги инспектор уголовной полиции Чэнь отчаянно извивался, пытаясь привлечь внимание демона. Несмотря на его яростный шепот, демон по-прежнему не открывал глаз, а его влажные черные губы чуть шевелились, словно в молитве. Из коридора донеслись удалявшиеся шаги алхимика, и Чэнь снова взмолился:
— Цо! Послушай!
Демон никак не отреагировал, только зажмурился еще крепче. Чэнь вздохнул. «Всегда этот Цо избегал неудобной для него ситуации и чего только не делал, чтобы увильнуть от ответственности, — с досадой размышлял он. — Но теперь он тоже болтается вверх ногами на вбитом в потолок крюке, и надо ведь в конце концов взглянуть в глаза реальности».
— Цо, я знаю, тебе крепко досталось, но прекрасно вижу, что ты все понимаешь. Нам нужно придумать, как спуститься, — настойчиво проговорил он.
— Бесполезно, — заскулил демон, не открывая глаз. — Отсюда не выбраться.
— Ерунда, — бодро заявил Чэнь, хотя был далеко не уверен в этом.
Кровь приливала к голове, и казалось, что металлические стены помещения опрокидываются и кружатся. Его лицо, отражавшееся в них, было похоже на расплывшуюся унылую луну. Он старался не думать про Инари,[1] но тревога не отступала. «Прекрати переживать за жену, — сказал он себе. — Об Инари позаботится барсук, тебе остается лишь подумать, как спуститься вниз и выбраться отсюда». И он обратился к демону:
— Через какое-то время алхимик вернется, и тогда у нас действительно будут проблемы. Послушай, что я тебе скажу. На столе справа от тебя лежат мои четки — видишь? Я хочу, чтобы ты постарался достать их.
Глаза демона наконец открылись — неожиданной слепящей вспышкой. Чэнь, мигая, встретил их пылающий, как раскаленные угли, взгляд.
— Достать твои четки? — удивился Цо. — Но как? Руки-то у меня связаны.
— Тебе нужно раскачаться, чтобы приблизиться к ним, и попробовать схватить их языком.
— Но я так себе язык обожгу!
— Погоди, вот вернется этот жуткий алхимик, и у тебя появятся заботы посерьезнее обожженного языка, — сказал Чэнь, еле сдерживаясь.
Открыв рот, демон сделал долгий шипящий выдох, и в воздухе запахло падалью. Чэнь непроизвольно поежился.
— Ну ладно, ладно, — проворчал демон. — Попробую.
— Он стал раскачиваться, болтаясь на крюке, словно гигантская наживка. Затаив дыхание, Чэнь следил, как демон приблизился к столу на пару футов. Длинный черный язык мелькнул над поверхностью стола, но до четок не достал. Цо сделал еще одну попытку, зацепившись языком за ножку стола. Колючий, чувствительный кончик языка пошарил по поверхности стола, на секунду дотронулся до четок и метнулся обратно.
— Больно! — промычал демон.
— Мои искренние соболезнования. Но если мы не выберемся отсюда...
Цо еще раз щелкнул языком по четкам и на этот раз схватил их со стола так же ловко, как жаба муху.
— Молодец! — восторженно похвалил Чэнь.
Демон шипел от боли: четки обжигали ему кончик языка, но колючки прочно удерживали их. Качнувшись назад, Цо метнул четки в сторону Чэня, который попытался поймать их зубами, но промахнулся. Слетев с языка Цо, четки зацепились за декоративный резной ананас на краю стола алхимика, где их было уже не достать, и стали раскачиваться на нем, словно поддразнивая. Как раз в этот момент лакированная дверь открылась, и вошел алхимик с церемониальным мечом в руках.
Часть первая
1
Инспектор Чэнь смахнул со стола беспорядочно разбросанные вещи и осторожно зажег ярко-красную палочку благовоний. Дымок поднялся спиралью прямо к потолку с коричневым пятном, похожим на высохшую кровь, и показалось, что в комнате, где и так было жарко, как на улице, стало совсем душно. Кондиционер опять не работал — плачевно регулярное явление Южного Китая во время летней духоты. Склонив голову, Чэнь произнес краткую молитву, потом взял в руки фотографию и подержал ее над струйкой дыма. Постепенно на черном фоне стало проявляться лицо девушки. Она стояла в дверном проеме какого-то портового склада, равнодушно глядя через плечо. Волосы у нее были по-прежнему собраны в косички, как это принято делать на похоронах, и белое лицо поблескивало среди теней: ведь она — призрак. Вглядываясь в выражение лица девушки, Чэнь вдруг ощутил поднимающуюся внутри горячую волну ярости. Сколько еще молодых женщин оказались после смерти в таком положении — когда их ухода никто не заметил и не оплакал? Но кто бы ни стоял за всем этим, на этот раз он совершил ошибку, выбрав дочь первого промышленника Сингапура-3 вместо какой-нибудь безымянной проститутки. Чэнь показал фотографию женщине, сидевшей по другую сторону стола, и осторожно проговорил:
— Давайте с самого начала, госпожа Тан. Вы уверены, что это ваша дочь?
Рассматривая фотографию, госпожа Тан еще крепче вцепилась в ручку своей сумочки от Миуччи.[2]
— Да, — негромко, пришепетывая, подтвердила она. — Да, это Перл.
— Значит, вы утверждаете, что кто-то вам это прислал?
— Да, вчера. Я весь день провела дома, всех слуг отпустила сразу после полудня и могу с уверенностью сказать, что никто не входил. Но когда я заглянула в гостиную, фотография уже лежала на секретере. В красном конверте. Поначалу я даже не поняла, что это. В нем еще была записка, в которой говорилось, что я должна делать. — Она указала рукой в сторону все еще поднимающегося к потолку дыма. — Ее лицо то проявляется, то снова тускнеет.
— А вы не заметили ничего странного? Помимо конверта?
Госпожа Тан облизнула пересохшие губы:
— Там было немного пепла. Похожего на пыль. Сначала я подумала, что это служанка плохо прибралась в комнате, но он был белый и мягкий. Как пепел от благовоний.
— Понятно, госпожа Тан, я понимаю, насколько это тяжело для вас, но, по крайней мере, нам есть от чего плясать. Крепитесь и не теряйте надежду.
По лицу госпожи Тан было видно, что она пала духом.
— Вы ведь найдете ее, правда?
Потянувшись через стол, Чэнь погладил ее по руке.
— Не волнуйтесь. Мы найдем вашу дочь и сделаем все, чтобы на этот раз ее путь в загробную жизнь завершился должным образом. — Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал убедительно.
— Благодарю вас, — еле слышно произнесла госпожа Тан. Сдвинув на лоб дорогие очки от солнца, она потерла покрасневшие глаза. — Я лучше пойду. Я не говорила мужу, что собираюсь сюда: он будет взбешен, если узнает, что я обращалась в полицию. Я сказала, что иду по магазинам.
Чэнь вздохнул. Такое дополнительное осложнение появлялось нередко.
— Вы что-нибудь сможете сделать, чтобы изменить отношение своего мужа?
— Не думаю. С Сюанем иногда очень тяжело разговаривать. Я пыталась убедить его, но он и слушать не стал. — госпожа Тан улыбнулась слабой вымученной улыбкой. — Он считает, что это ничего не изменит: Перл больше нет, и ничего тут не поделаешь. Понимаете, он обожал ее. Во всяком случае, поначалу. Она была такой милой девчушкой, но потом стала подрастать. Я имею в виду, она всегда была... ну, она была красивая девочка, но с ней иногда приходилось трудновато. Она была упрямая. Ей исполнилось четырнадцать лет, и я не раз говорила ему: «А что ты хочешь в наше время?». Все они гуляют с мальчиками, а Перл пользовалась большой популярностью. Его это так сердило... А потом он узнал, что она брала за это деньги, и был взбешен, нас обоих это вывело из себя, но я сказала, что Перл нужно помочь, а не ругать... И думаю, примерно тогда у нее начались проблемы с питанием...
Она, похоже, и забыла, что собиралась уходить. Чэнь терпеливо слушал ее рассказ, мысленно создавая образ погибшей девушки. Непослушание, потеря аппетита, беспорядочные половые связи и чуть ли не проституция — картина вырисовывалась не очень привлекательная, но Чэнь не проронил ни слова. За годы работы в полиции он понял, что состраданием можно завоевать больше доверия, чем осуждением, и в любом случае это выходило более естественно. Чэнь понимал, что не вправе судить кого-то другого, и конечно уж, не в теперешние времена. Он сидел, не отрывая глаз от госпожи Тан, и сочувственно поддакивал ей, пока она рассказывала о дочери, иногда прикладывая к глазам салфетку. Несмотря на слезы, Чэню начинало все больше казаться, что с этим изъявлением материнских чувств что-то не так. Некоторый перебор в простодушии, и многовато наигранности. За всем этим чувствовалась ложь, как ощущается скрытый приправами привкус гнилого мяса, но Чэнь пока не мог понять, в чем она заключается. Возможно, все дело лишь в чувстве вины из-за своеобразной смеси потакания и отсутствия заботы, которая так характерна для отношений богачей к своим отпрыскам. А может, за этим скрывается нечто более мрачное. Что заставило четырнадцатилетнюю дочь одной из самых привилегированных семей города не только предлагать сексуальные услуги, но и делать это за плату? В уме Чэнь перебирал возможные варианты, подсказанные многолетним опытом тяжкого труда, позволяющего судить с объективностью человека, который слишком много видел, чтобы почувствовать к чему-либо отвращение. Наконец госпожа Тан вытерла глаза.
1
2