Порховский райвоенкомат
Псковской области
Порховский РВК
Псковской области
…По имеющимся в управлении материалам, советская разведчица Костина Анна Семеновна последний раз ушла с разведзаданием в тыл противника 27 февраля 1942 года…
…Они называли ее ласково «наша Анюта». Суровый взгляд, открытое лицо, решительно сжатые губы. Но капитан госбезопасности Николаев знал, как наблюдательны могут быть эти серые глаза, какая отрешенность сквозит порой в ее взгляде и леденеет голос… Девять раз переходила она линию фронта, исколесив вдоль и поперек тыл противника. И девять раз возвращалась. И не как-нибудь возвращалась, а с ценными оперативными сведениями. Сегодня — десятый переход «туда». Казалось бы, можно и привыкнуть. Но отчего же всякий раз так болит душа у капитана Николаева? Ведь девушка осторожна и так естественно держится, что ни разу не навлекла подозрений. Да и места эти ей уже знакомы, а дома, как известно, все помогает, даже этот серый ольшаник, даже овраг и ручеек. И главное — не впервой… Но, как ни успокаивал себя капитан, тревога не проходила. Ведь как ни считай, ни прикидывай, а вот минет час, сгустится темнота, и Аня уйдет в нее. Уйдет одна. И будет одна много-много дней и ночей. Безоружная. Беззащитная. В самой гуще врагов. А он будет ждать ее. Такая у него служба — готовить разведчика и обеспечивать его переход.
Вот и последний окоп последнего боевого охранения. Дальше притаилась «ничейная земля» — овраг, густо поросший березой. Через километр он приведет на лысый бугор, за которым откроются поля, перелески, тропки-дорожки, старинные русские села.
— Главное, Анюта, держись левого склона, правый минирован, — сказал капитан Николаев в который уж раз. Это был верный признак, что он волнуется.
Отметив это про себя, Аня грустно улыбнулась, но в темноте этого никто не заметил. Она не обмолвилась ни словом и даже старалась не смотреть на своих провожающих — капитана Николаева и командира расположенной здесь роты, молоденького лейтенанта. Те не обижались, знали: она настраивается на одиночество. Час назад она переоделась в потертую фуфайку, стоптанные валенки, по-крестьянски крест-накрест перевязалась платком. Она стояла и смотрела в темноту. Мысленно она уже была «там». Там, где надо просить кусок хлеба и приюта на ночь и отвечать на любые вопросы, видеть недоверчивые взгляды, и спать вполуха, и есть через раз, и ходить, ходить, ходить — при всякой погоде, по всяким дорогам, и попробуй разберись, кто там свои, кто чужие, и надо, не глазея по сторонам, все видеть, запоминать, а ночами твердить — кто, где, сколько, а утром снова, как бы не смотря, — видеть, знать. А в случае чего — что такого особенного? — ходит деревенская девчонка из села в село, ищет пропавшую сестренку, мать бомбой убило, родных больше нет. Никого нет. Одна в целом свете…
Зеленая ракета повисла над заснеженным полем.
— Пора!
Лейтенант нашел в темноте ее руку, молча стиснул мягкую ладошку и помог выбраться из окопа.
— До свидания! — шепнул вслед. Так хотелось вложить какой-то совсем новый смысл в эти обыденные слова — «до скорого свидания» или «до счастливого свидания».
Она ушла, не оглянувшись. Она всегда уходила «туда» так.
Несколько шагов, несколько секунд, и ее не стало. Осталась только тьма и тишина.
Ждать полагалось полчаса. Ждать и слушать тишину. Ведь лес, такой вроде пустынный, в любой момент мог неожиданно взорваться каким-нибудь там «хальт!» или «фойер!». Мог осветиться чужой ракетой и огрызнуться огнем. На этот случай Анюту, правда, страхуют. И все же, все же…
Но все было тихо. Минуло полчаса и еще полчаса контрольных.
— Кажется, прошла… — вытер со лба пот лейтенант.
— О, господи… — добавил капитан.
Оба замолчали. Им вдруг стало не по себе оттого, что они, такие сильные, здоровые, стоят тут, как пни, а девочка, перевязанная платком, в старой одежонке, в такой мороз идет в пасть врагу. Одна. Сама. Добровольно.
— Да лучше б я пошел! — вдруг яростно прошептал лейтенант.
— Отставить! — оборвал капитан. — Ее нельзя заменить тобой. Или мной. Мы пройдем только до первого немецкого солдата. Пойми же, — уговаривал он уже не столько лейтенанта, сколько самого себя, — ее можно заменить только такой же… или лучше.
— Куда же лучше-то?..
Была ночь на 27 февраля 1942 года. Командиры не знали, что в ту ночь они видели своего товарища, «разведчицу-одиночку» Аню Костину, в последний раз.