Мышьяк в растворимом кофе был бы ощутим на вкус, а крепкий и горький кофе по-турецки представлял прекрасную возможность для совершения преступления. Скорее всего, убийца действовал по наитию — появилась возможность, и он ее не упустил. То есть, не он, конечно, а она — ибо ясно было, что убийцей стала одна из сестер или обе вместе, ведь только они ненавидели погибшую. Шошана тоже испытывала ненависть, но не к дочери, конечно, и не к зятю, а к его сестрам, которых считала — и не без основания — никчемными существами.
Как развивались вчерашние события? Беркович понимал, что если убила кто-то из сестер, то верить их описаниям нельзя, но Шошана подтверждала то, что сказали Сильвия с Далией, а Алекс, немного придя в себя, показал то же, что женщины.
Итак, Шошана налила три больших чашки растворимого кофе и поставила посреди журнального столика. Кофе по-турецки для себя и мужа приготовила Маргалит и поставила свою чашку на край журнального столика рядом со своим креслом, а чашку мужа — на низкую тумбочку рядом с угловым диваном. В это время зазвонил телефон в спальне, и Маргалит вышла из салона. Вышла и Шошана, чтобы нарезать и положить в вазочку лимон. Вышел Алекс, чтобы найти какую-то бумагу. Сильвия с Далией тоже на минуту вышли — одной нужно было в туалет, другая проверила, закончила ли стирать стоявшая на техническом балконе стиральная машина.
Минуту-другую в салоне не было никого, и убийца при достаточной сноровке мог положить в чашку Маргалит щепоть белого порошка. Правда, на кухне была Шошана, а ее трудно было заподозрить в желании убить собственную дочь, но и она, положив лимон, не сразу понесла вазочку в салон, а отправилась в ванную, чтобы помыть руки. В это время Сильвия или Далия, или обе вместе, могли взять из шкафчика пакетик с морфием…
Вернувшись в управление, Беркович спустился в лабораторию и пересказал свои разговоры эксперту Хану, которому предстояло проводить вскрытие тела Маргалит.
— Самоубийство вряд ли возможно, — закончил инспектор. — У Маргалит не было для этого причин. Да и что это за демонстративное самоубийство при всей компании? И никакого предсмертного письма. А если убийство, то подозревать можно лишь сестер — они ненавидели Маргалит и не скрывают этого.
— Других вариантов нет?
— Не вижу. Мотив был только у сестер. Возможность была у всех. Улик же — никаких. Чашки вымыты, баночка с мышьяком у твоих сотрудников, я заходил к ним, они говорят, что пальцевых следов не обнаружено.
— Значит, нужно заставить сестер сказать правду!
— Каким образом? — вздохнул Беркович. — По-моему, единственный человек в этой семье, кто сохранил здравый рассудок — это, как ни странно, Шошана, мать Маргалит. Пожалуй, я с ней еще поговорю…
Поговорить с Шошаной удалось только на следующий день после похорон. Беркович приехал к Кадмонам, он не хотел вызывать Шошану в управление. Алекс сидел шиву и был похож на привидение с всклокоченными волосами. Сестры смотрели на инспектора с ужасом, и он не мог поверить, что они при всей своей ненависти могли задумать преступление и в считаные минуты исполнить задуманное.
Уединившись с Шошаной в ее спальне, Беркович задал вопрос о том, кто из сестер мог взять мышьяк.
— Никто, — твердо сказала Шошана. — Я бы видела.
— Но кто-то ведь его взял! В прошлый раз вы сказали, что дочь при вас приготовила кофе по-турецки и понесла в салон. Растворимый вы наливали сами. Входили ли в кухню Сильвия или Далия?
— Нет, — покачала головой Шошана.
— Вы понимаете, — задумчиво сказал Беркович, — если исключить сестер, у которых хотя бы мотив был…
— Да о чем вы говорите? Мотив! Они дурочки, они и муху не способны убить…
— Но если не они, остаетесь вы или Алекс. Обвинять вас в убийстве дочери нелепо. Значит, Алекс. Возможность подсыпать яд в чашку жены у него была. А мотив… Вчера на похоронах я услышал кое-какие разговоры и навел справки. Возможно, вам это было не известно, но у Маргалит не так давно появился любовник — некий Ронен Клингер.
— Я знала, — просто сказала Шошана.
— Так что мотив был и у Алекса.
— Нет! — воскликнула Шошана. — Он не мог! Он обожал Маргалит!