Павел (Песах) Амнуэль
Расследования Берковича 4
Портрет тушью
— Завтра мы поедем на выставку, — решительно сказала Наташа, — и твое настроение исправится.
Настроение у сержанта Берковича действительно было не из лучших. Медовый месяц получался не таким, каким он представлял его в мечтах, размышляя о женитьбе. Еще неделю назад он не думал ни о каких родственниках, ограничивая круг общения ближайшими друзьями. После свадьбы оказалось, что у Наташи есть две тети, дядя, три двоюродных брата и один — с неизвестной степенью родства, и все живут не так уж далеко от Тель-Авива, и каждый хочет увидеть нового члена семьи, а еще есть мать с отцом, которые желают видеть дочь и зятя каждый вечер. У самого Берковича родственников было куда меньше, и это как-то примиряло его с существованием родственных связей.
Каждый вечер уходил теперь на поездку к тем или иным тетям, дядям, кузенам и кузинам. Процедура был стандартной, и уже через неделю Беркович, входя в квартиру, привычно говорил: «Здравствуйте, я Борис, очень приятно познакомиться», а потом, уходя — «До свиданья, было очень мило!» В промежутках между этими двумя фразами он молчал, изображая из себя рыбу, выброшенную на берег, и предоставляя Наташе вести светские беседы, перемежаемые тостами и поеданием слишком сытных даже по израильским меркам обедов.
Настроение у сержанта ухудшалось с каждым новым визитом, и потому предложение жены поехать на выставку он воспринял с энтузиазмом, хотя и не был ценителем живописи.
— А чья выставка? — спросил он. — И где? Если в Иерусалиме, то можно заодно побродить по Старому городу.
— В галерее Рубинштейн, — сказала Наташа и взяла мужа под руку. — Тебе нравится творчество Исая Бехмана?
— Первый раз о нем слышу, — признался Беркович.
— Он умер в прошлом году, и это его первая посмертная выставка.
— Как он, должно быть, радуется на том свете, — пробормотал Беркович.
— Не шути такими вещами! — вспыхнула Наташа. — Бехман — очень известный художник. Пять международных премий. Его картины есть в музеях Франции и Нидерландов. И жизнь у него была удивительной, неужели ты ничего не читал?
— Нет, — покачал головой Беркович. — Фамилию, вроде бы, помню, но не более того.
Следующий день выдался скучным, сержант занимался приведением в порядок дел, начатых еще месяц назад и тогда же законченных. Дела передавались в суд, и нужно было сидеть с адвокатами обвиняемых, желавшими вникнуть в каждую деталь расследования. К вечеру у Берковича болела голова — не столько от усиленной умственной деятельности, сколько, напротив, от полного отсутствия мыслей.
На выставку отправились пешком, Беркович хотел проветрить мозги, а Наташа — разносить новые туфли, купленные специально для свадьбы и ни разу после того вечера не надеванные.
— Исай Бехман, — говорила Наташа по дороге, — был не только художником, но и путешественником. Родился он в Польше, во время войны остался без родителей, бежал из гетто, скитался… В общем, та еще биография. В пятьдесят пятом приехал в Израиль, но за годы скитаний он так привык переезжать с места на место, что высидел в Тель-Авиве всего год и смотался во Францию. Потом жил в Испании, Голландии, еще где-то, я всего и не помню. И везде рисовал. Пейзажи, портреты, у него очень уверенный рисунок, а графика просто замечательная.
— Ты так подробно все рассказала, — заявил Беркович, — что можно и не смотреть.
— Лентяй! — презрительно сказала Наташа. — Иди, купи билеты.
В залах галереи людей было немного, посетители медленно, будто сонные черепахи, переходили от одной картины к другой. Войдя в первый зал, Беркович сразу оживился. Это была действительно хорошая живопись, в ней чувствовалась жизнь: женщины в кафе на Монмартре, бой быков в Севилье, нависшие над водой скалы Гибралтара, хижина аборигена африканского племени, сверкающие на солнце льды Арктики и мрачная пещера со странным названием «Корзинка»…
В одном из залов экскурсию вела маленькая щуплая женщина, быстро говорившая по-английски. Экскурсия состояла из пяти старушек и старичков — наверняка американских туристов, судя по экстравагантности их одежды.
— Погоди, — остановил Беркович Наташу, — давай послушаем. Давно не тренировался в английском.
— Последние годы жизни, — говорила женщина-экскурсовод, — Бехман провел на севере, он жил сначала в Норвегии, откуда переехал в Гренландию, где поселился среди эскимосов. Его работы этого периода отличаются холодным взглядом на природу, на людей и вообще на суть жизни.
— Естественно, — пробормотал Беркович, — какой еще взгляд может быть при температуре минус сорок?