— Последний рисунок Бехмана, — продолжала женщина, — имеет особую ценность. Дело в том, что художник задумал новый цикл, название которого так и осталось неизвестным… В гости к Бехману в эскимосское селение Нугатсиак приехал его друг, тоже неплохой худжник Жоакино Аррагаль. Это было прошлой зимой, стояла полярная ночь, мороз достигал тридцати градусов. Однажды утром… Конечно, утро было только по часам, ведь солнце не поднималось над горизонтом… Так вот, однажды утром Бехман сказал другу, что намерен сделать несколько зарисовок полярных сияний и скоро вернется. Когда прошло десять часов, а Бехман так и не возвратился, Аррагаль забеспокоился и потребовал, чтобы кто-нибудь из местных жителей отправился с ним на поиски. Они пошли по следам, и уже через час Аррагаль обнаружил палатку художника. Когда он вошел, Бехман был еще жив, но чувствовал себя очень плохо. Как потом оказалось, у него начался сердечный приступ, который и свел его в могилу. Увидев друга, Бехман попросил лист бумаги и тушь, которую он носил с собой, набросал портрет Аррагаля на фоне арктических торосов и подарил другу… Этот портрет перед вами.
Беркович и Наташа подошли ближе. Рисунок в рамке под стеклом был небольшим, чуть больше тетрадного листа. Изображен был мужественный бородач лет сорока, меховой капюшон опускался до самых глаз, но не скрывал пронзительного взгляда.
— Какая твердая линия, — тихо сказала Наташа. — А ведь у него уже начался приступ, и через полчаса он умер на руках у Аррагаля. Я читала об этом рисунке и видела его копию в газете, но в реальности он производит гораздо более сильное впечатление.
— Куда уж сильнее, — пробормотал Беркович. — Это и есть Аррагаль?
— Да. Он привез Бехмана в поселок, там его и похоронили. Ты знаешь, сколько стоит этот рисунок?
— Могу себе представить, — сказал Беркович. — Предсмертное произведение известного мастера… Тысяч десять?
— Да ты что! Аррагалю предлагали за него сорок тысяч долларов, а он сказал, что меньше, чем за восемьдесят, не отдаст.
— Сильная личность, и главное — беспринципная, — заявил Беркович, вглядываясь в изображение.
— Почему беспринципная? — рассердилась Наташа. — Как ты можешь судить о человеке, которого никогда не видел? Бехман был…
— Да я не о Бехмане, — отмахнулся Беркович. — Я имею в виду Аррагаля. Он ведь очень сильно рисковал. Кстати, где он пытался продавать этот рисунок? В Израиле?
— В Испании тоже, он ведь испанец.
— Понятно, — хмыкнул Беркович. — А сколько дают за картины самого Аррагаля?
— Ничего, — сказала Наташа. — По сравнению с Бехманом Аррагаль — пустое место. Они дружили много лет, об этом я читала в…
— Скажи-ка, — прервал Беркович, — ты знаешь, где здесь дирекция?
— Зачем тебе? — нахмурилась Наташа.
— Хочу сказать пару слов, — неопределенно отозвался Беркович. — Постой здесь, я скоро вернусь.
Он действительно вернулся через десять минут, следом за ним семенил лысый старичок в огромных очках. Американские экскурсанты уже закончили осмотр галереи и бурно общались где-то в холле, перед портретом никого не было.
— Вы уверены, что это сделано тушью? — спросил Беркович.
— Конечно, — снисходительно усмехнулся старичок.
— Тогда это однозначно подделка, — заявил сержант. — Наташа, — подозвал он жену, — ты читала о том, как умер Бехман, а я не читал. Аррагаль был один, когда нашел палатку художника, или с ним был кто-нибудь из эскимосов?
— Один, — припомнила Наташа. — Вышли они втроем, но потом разделились, Аррагаль нашел палатку, а остальные двое появились потом, когда Бехман уже умер.
— Я так и думал, — заявил Беркович.
— О чем ты, Боря? — с беспокойством спросила Наташа.
— А то, что Бехман умер именно от сердечного приступа — это точно? — продолжал спрашивать Беркович. — Производили вскрытие? Что вы знаете об этом?
Он обращался к Наташе и к старичку, которого привел с собой и который оказался хозяином галереи.
— Вскрытие не производилось, — заявил хозяин неожиданно густым басом. — Местный врач составил заключение о смерти, этого было достаточно.
— Господи! — воскликнул Беркович. — Как порой небрежно относятся к человеческой жизни! И ведь теперь ничего не докажешь. Кроме, конечно, того, что рисунок поддельный и не стоит ломаного шекеля.
— Почему вы сделали такой вывод, сержант? — вскинул брови хозяин галереи.
— Да потому, уважаемый, что вы и все наши израильские эксперты — люди южные, мороз в тридцать градусов для вас всех — абстракция. А я приехал из России, у нас в Питере зимой было так холодно, что тушь застывала. Понимаете, что я хочу сказать?