— Кто сказал?
— Ну кто… Яир и сказал.
Яиром звали мужчину, который был тут главным среди уборщиков и прочей обслуги.
Еще не вполне понимая, зачем это делает, Беркович протянул руку и забрал у Тирцы рулон бумаги.
— Эй, — сказала она, — Яир велел бумагу вернуть, у него отчетность.
— Обойдется, — сказал Беркович. — Сам ему верну… завтра.
Мысль, пришедшая в голову, была простой и легко проверяемой. Из офиса Беркович отправился в управление, и уже час спустя эксперт Рон Хан вынес свое заключение:
— Бумага пропитана этим чертовым вельмотропином! Достаточно несколько раз попользоваться ею, и — все. В слизистой оболочке кишечника множество кровеносных сосудов, яд впитывается моментально. Кстати, ты знаешь, что бывшего шефа ФБР Гувера отравили точно таким же способом? Только яд был другим… А кто это сделал?
— Некий Яир Бен-Закай, — сообщил Беркович. — И не своими руками, кстати. Попросил уборщицу заменить бумагу. А кроме Кримана никто этим туалетом не пользовался.
— Ловкач! — присвистнул Хан. — Но зачем ему это было нужно?
— Пока не знаю, — сказал Беркович. — Деньги здесь вряд ли участвуют, ревность тоже… Ничего, разберусь.
Чтобы разобраться, ему потребовалось несколько часов. Бен-Закай, узнав от Тирцы, что полиция забрала злополучный рулон, попытался скрыться из Тель-Авива, и его задержала дорожная полиция на одной из улиц Петах-Тиквы.
— Ты знаешь, почему он это сделал? — спросил Беркович у своей жены Наташи, рассказав ей историю отравления бедняги Кримана. — Зависть! Вот чувство, которое бывает посильнее ревности. Почему Криману все время везло, а Бен-Закаю — никогда? Они, оказывается, учились в одном классе, и зависть к успехам соседа по парте одолевала Бен-Закая еще в те годы…
— Многие люди друг другу завидуют, — сказала Наташа, — но разве из-за этого убивают?
— Так ведь и ревнуют многие, — возразил Беркович, — а до убийства дело доходит не так уж часто…
Убийство из ревности
О выстрелах в квартире Мирьям Лившиц сообщила в полицию соседка по имени Захава. Патрульная машина оказалась на месте три минуты спустя. Дверь в шестую квартиру, расположенную на втором этаже, была закрыта изнутри, и оттуда не доносилось ни звука. Собравшиеся на шум соседи, в числе которых была и Захава, оказавшаяся щуплой старушкой лет семидесяти пяти, высказывали самые мрачные предположения.
— Она живет одна, — сообщила все та же Захава сержанту Соломону. — Друг у нее есть, часто ночевать остается, но жениться, видимо, не хочет. А женщина она собой видная, говорят, даже какой-то королевой была.
— Она в конкурсе красоты участвовала, — сказала другая соседка. — Правда, приз не взяла, но после того конкурса работала манекенщицей. А может, и сейчас работает, не знаю.
— Будем ломать? — спросил у сержанта патрульный полицейский после безуспешных попыток вскрыть дверь с помощью слесарных приспособлений.
— Сломаешь ее, как же… — мрачно сказал Соломон. — Автогеном разве что.
— Попробуем через окно, — решил он наконец. — Второй этаж, невысоко. Есть у кого-нибудь лестница?
Лестницы не нашлось, вызвали машину с подъемным устройством. На все это ушло немалое время, и в квартиру сержант Соломон попал лишь минут сорок спустя. Прежде всего он открыл щеколду и впустил полицейский наряд, а перед соседями захлопнул дверь, сказав, впрочем, чтобы не расходились, потому что нужно будет с каждого снять показания.
В салоне метрах в двух друг от друга лежали два тела. Хозяйка квартиры, двадцатитрехлетняя красавица, смотрела в потолок широко раскрытыми безжизненными глазами, левая сторона блузки была пропитана кровью. Второе тело принадлежало мужчине лет тридцати, и склонившись над ним, Соломон понял, что он жив.
— Скорую! — скомандовал он.
Заодно вызвали бригаду из управления. Одновременно с медиками приехали старший сержант Беркович, эксперт-криминалист Хан и трое сотрудников следственного отдела.
Сначала увезли раненого. На полу остался очерченный мелом контур тела и лужица крови. Пистолет был обнаружен Берковичем под стулом, стоявшим в метре от тела мужчины. Эксперт Хан осторожно поднял оружие и положил в пластиковый мешочек.
Мирьям лежала возле дивана, кровью была залита цветная накидка — похоже было, что она в момент выстрела сидела, а потом попыталась встать, но ей это не удалось, и женщина скатилась на пол.
— Опять эти любовные разборки, — пробормотал Хан.
— Ты говоришь, будто никогда не любил, — усмехнулся Беркович.