Жозефин думала, что встретит убитую горем вдову, однако, приветствуя мадам Пробст, она не переставала удивляться: женщина выглядела обыкновенно, видно было, что она провела бессонную ночь, однако ни заплаканных глаз, ни опухших щек у нее не наблюдалось. В манере держатся мадам Пробст было что-то военное. У нее была идеально прямая спина и гордая посадка головы, открытый взгляд и мягкая улыбка.
– Вы не представляете, мадам Матью, – сказала она, что я пережила вчера.
– Боже, конечно, это было ужасно, – ответила Жозефин, – присаживайтесь, будьте добры. Выпьете что-нибудь? Кофе, может быть что-нибудь покрепче?
Мадам Пробст изящно махнула рукой, отказываясь от предложенного:
– Спасибо, мне ничего не нужно. Вы и так были очень добры, я не знаю, как отблагодарить вас, за то, что вы сделали. Я так растерялась, когда Ральфа сбили, – она запнулась, а потом продолжала – это произошло так быстро, я даже не успела сориентироваться.
Жозефин с сочувствием смотрела на нее.
– Мы поехали попутешествовать, – продолжала мадам Пробст, – хотели побыть наедине, насладиться обществом друг-друга. Понимаете в городе такая суета, Ральф занимается общественной работой, я хожу на службу. Мы иногда не видимся целую неделю.
Предваряя немой вопрос Жозефин, она пояснила:
– Я работаю в муниципальной полиции, а Ральф на пенсии.
Мадам Пробст помолчала, а потом задала вопрос, которого Жозефин ожидала:
– Говорил ли вам Ральф что-нибудь? Ну, когда вы к нему подбежали? После того, как его…– она запнулась.
Ее прекрасные синие глаза внимательно смотрели на Жозефин, она вся подалась вперед, как бы с нетерпением ожидая ответа.
– Нет, ничего – спокойно ответила Жозефин, – только шептал одно имя, но не думаю, что он обращался ко мне, скорее куда-то в пространство.
– Имя? – удивленно переспросила мадам Пробст, – а чье имя, вы не расслышали?
– Кажется это было имя «Макс». У вас есть знакомые с таким именем?
Мадам Пробст смахнула пальцем несуществующую слезу и вздохнула:
– Нет, не представляю, кого он имел в виду.
На пороге, уже прощаясь, мадам Пробст вновь рассыпалась в благодарностях и извинениях, она понимает, что у мадам Матью столько дел на заправке, а она уделила ей внимание, и была так добра.
В дверях мадам Пробст обернулась и медовым голосом спросила:
– Ах да, пиджак и жилетка Ральфа, они, наверное, все еще у вас?
Жозефин задумалась:
– Пиджак и жилетка?
Мадам Пробст пояснила:
– Я бы хотела забрать все вещи Ральфа. Кремация будет через три дня, и я думала похоронить его в них. Это был его любимый твидовый костюм.
– Все правильно, месье был в пиджаке и в жилетке. В кармане пиджака был бумажник с вашей фотографией, смартфон и билет на самолет, – сказала Жозефин, – Я все передала полиции.
– О, отлично, – сказала мадам Пробст, – я тогда заберу их в участке. Все документы, значит, были в бумажнике?
– В бумажнике были банковские карточки, права и 20 евро, – сказала Жозефин, – больше ничего.
– И все? Никаких квитанций, счетов, записок?
Жозефин покачала головой.
– Ну ладно, еще раз вам огромное-преогромное спасибо, мадам Матье. Пиджак с жилеткой, значит, тоже в полиции?
Жозефин подняла глаза вверх, словно пытаясь вспомнить что-то.
– Ммммм, да, то есть нет, – сказала она, – секунду. Значит санитар велел мне взять пиджак и жилетку, потому что он будет делать непрямой массаж сердца, – она кивнула несколько раз головой и потрясла указательным пальцем, – так, так, значит я убрала его в прачечную комнату, вместе с полотенцами и простынями.
– Если вы не возражаете, мадам Матье… Я бы хотела забрать вещи Ральфа, ведь это последнее, что он носил. Для Ральфа, для всех нас очень важно, чтобы они были на нем, когда он отправится в последний путь.
– Естественно, – сказала Жозефин, – Я вас прекрасно понимаю. Если хотите, я отдам их сначала в химчистку. Просто сами понимаете, они в пятнах…, в грязи.
– О не затрудняйтесь, это ведь все неважно!
Жозефин раздумывала:
– Так, по-моему, я их отнесла в прачечную… Нет, я их точно туда отнесла. Секунду, я посмотрю.
Она вышла из комнаты и прошла по коридору. Мадам Пробст ждала Жозефин довольно долго и уже стала нетерпеливо посматривать в черноту коридора, когда та вернулась с сияющим видом:
– Ради Бога извините, я оказывается положила их не в прачечную комнату, а на антресоли в пластиковый мешок. Думала, что они являются уликой для полиции и их нужно сберечь в первозданном виде. Вот, пожалуйста, давайте я положу их в пакет, чтобы удобнее было нести.
И не обращая внимания на возражения, она засунула пиджак и пальто в большой красный пакет. Порывисто обняв Жозефин на прощанье и благодаря ее на французском и немецком одновременно, мадам Пробст наконец удалилась.