— Я знаю, что вам больно, — посочувствовал Эллери. — Так кроме чего?
— Кроме того, что на другой стороне улицы была витрина с неоновой вывеской. Один раз повязка соскользнула с глаз, когда они меня били, и прежде чем ее успели поправить, я увидела, как вывеска зажглась и погасла. Но в Нью-Йорке таких великое множество.
— Что верно, то верно, — согласился инспектор Квин, показывая вставные зубы в подобии улыбки. — Что сообщала вывеска, мисс Лотон, и какого она была цвета?
— Розово-красного. Там было одно слово «EAT»[40] заглавными буквами. Как по-вашему, сколько здесь таких вывесок?
— Сотни, тысячи, — сказал Эллери. — Но неоновые вывески часто бывают дефектными, Энджи — не возражаете, если я буду называть вас так? Вы не заметили какого-нибудь несовершенства в буквах?
— Заметила, — отозвалась Энджи, проявляя слабый интерес. — Часть верхней перекладины буквы «Т» — в середине правой половинки — не горела.
— Е-А-Т с дефектом. — Эллери просиял. — Вы сказали, на другой стороне улицы. Скажите, вас привезли туда быстро?
Энджела скривила губы.
— Думаете, они рисковали, чтобы их остановили за нарушение правил? Я обратила на это внимание. Они ни разу не превысили скорость — я чувствовала.
— Не сомневаюсь. Жаль, что вы не можете сообщить нам, сколько продолжалась поездка…
— Почему не могу? — возразила Энджи. — Я точно знаю. Как только машина тронулась, я начала отсчитывать секунды. Я умею это делать — тренировалась с часами для развлечения. И конечно, я переставала считать, когда автомобиль останавливался на светофоре.
Инспектор утратил дар речи от изумления. Эллери прочистил горло.
— И сколько же секунд вы насчитали, Энджи?
— Четыреста семнадцать за всю поездку. Таким образом, делая скидку на возможную ошибку, она заняла около семи минут.
Эллери почтительно поднес к губам кисть Энджи, успевшую согреться в его руке.
— Благослови Бог вашу счетоводческую головку. Это все, Энджи?
Девушка нахмурилась:
— Не совсем. Они привязали мне руки к подлокотникам стула, но я умудрилась нацарапать крест ногтями с обеих сторон. Но что в этом толку, если вы не найдете комнату, где стоит стул?
— Вот это девушка! — воскликнул Эллери в коридоре. — Это все упрощает, папа. Максимальная средняя скорость, скажем, полмили в минуту. Время поездки — семь минут. Следовательно, максимальное расстояние — три с половиной мили…
— В любом направлении, — сухо указал его отец, — включая обратное. Таким образом, твои три с половиной мили могут оказаться соседним кварталом.
— Я говорю о максимумах, папа. Квартира должна находиться в пределах трех с половиной миль от дома Энджи. При наличии в среднем двадцати кварталов в миле это составит радиус в семьдесят кварталов.
— Иными словами, где-то между Ист-Ривер и Гудзоном на восток и запад и между… скажем, Хьюстон-стрит и Харлем-Ривер на юг и север. — В голосе инспектора не слышалось особого энтузиазма. — А если компьютер в голове у твоей маленькой леди дал сбой, это может быть в любом месте на Манхэттене.
— Манхэттен — это уже что-то, папа. Мы также знаем, что напротив квартиры столовая или кафетерий. А если розовое неоновое слово «EAT» было видно из окна, то квартира почти наверняка на первом этаже. Как только мы найдем такую квартиру, ее можно будет идентифицировать с помощью крестов, которые Энджи нацарапала на стуле.
— В твоих устах звучит проще простого, — фыркнул старик. — Ладно, Эллери, я отправлю всех моих людей на поиски похожей столовой или кафетерия. Но думаю, что это несбыточная мечта.
Воскресенье, 6.15.
Инспектор оказался пророком.
— Ни одной столовой или кафетерия на Манхэттене, где на вывеске «EAT» с дефектным «Т», — сказал он, получив последние рапорты. — Что теперь, сынок?
— Время! — пробормотал Эллери, меряя шагами пол в кабинете инспектора. — Процесс начинается менее чем через шестнадцать часов… Неоновая вывеска с дефектной буквой… — Внезапно он застыл.
— В чем дело?
— В том, что я идиот! — воскликнул Эллери. — Я не достоин даже карандаши затачивать этой девушке. Вот что нужно сделать, папа…
Понедельник, 5.02.
Инспектор сделал это, и на рассвете Квины стояли на ничем не примечательной манхэттенской улице, глядя на стеклянную витрину, над которой двадцать четыре часа в сутки мерцала неоновая вывеска «EAT» с дефектом именно в том месте буквы «Т», где его описала Энджела Лотон.
На первом этаже дома напротив подчиненные инспектора Квина обнаружили квартиру, из окна которой была видна вывеска, а в ней спящего мужчину с руками, пахнущими лосьоном после бритья и оружейным маслом. Когда птичке показали стул с двумя нацарапанными на нем крестами и тряпку для чистки обуви, которой завязывали глаза Энджи Лотон, она, после определенных поощрений, начала петь, и в 5.37 того же утра полицейские изловили другую птичку, из клюва которой пахло чесноком.
Сообщив радостные вести Энджи в больницу, Квины отправились в окружную прокуратуру, где обе птички пели дуэтом, и все кончилось хорошо для всех, кроме коррумпированного председателя комиссии и его подручных.
Эллери велел инспектору и его людям прекратить искать столовую или кафетерий и вместо этого… Но пусть он лучше расскажет сам.
— Ни в одной из столовых и закусочных Манхэттена не оказалось неоновой вывески, какую описывала Энджи. Возможно ли, что на вывеске было не «EAT», а какое-то другое слово?
По словам Энджи, на вывеске выделялось дефектное «Т». Предположим, это не единственный дефект. Нередко на неоновых вывесках не горят целые буквы. Так как дело происходило ночью, Энджи могла видеть только горящие буквы. Но что, если одна из них не горела?
Наиболее вероятным местом для пропущенной буквы в слове «ЕАТ» было начало. Переберите весь алфавит, и вы найдете только одну букву, которая при данных обстоятельствах имеет смысл, — это буква «М». Поэтому я предположил искать дефектную вывеску «MEAT»,[41] над витриной мясной лавки, где ее и нашли.
ОТДЕЛ УБИЙСТВ
ПОЛОВИНА КЛЮЧА
Утро. Когда врач ушел, Эллери побежал в аптеку на углу.
— Доктор хочет, чтобы папа начал принимать антибиотик как можно скорее, Генри, — сказал Эллери владельцу аптеки. — Можете приготовить его при мне?
— Конечно, — ответил Генри Брубак. — Элберт, приготовь лекарство для мистера Квина.
Близнецы Элберт и Элис, которые, как и их отчим, были дипломированными фармацевтами, хлопотали за высокой перегородкой рецептурного отдела. Элберт сердечно приветствовал Эллери и взял рецепт инспектора Квина, но Элис, чьи глаза заметно покраснели, ограничилась рассеянной улыбкой.
— Жаль, что ваш отец прихворнул, Эллери.
— Очевидно, какой-то вирус, Генри.
— Здесь полно вирусов. Это напомнило мне… — Старый фармацевт наклонился над фонтаном с содовой и набрал немного воды. — Забыл принять утреннюю дозу своего антибиотика.
Генри Брубак достал из кармана пиджака белую коробочку с желто-зелеными капсулами, проглотил одну из них и спрятал коробочку в карман.
— Аптекарь, исцелись сам, а, Эллери? — усмехнулся он. — Доктор говорит, что я у него самый худший пациент.
— Мой старик даст вам сто очков вперед, Генри, — вздохнул Эллери. — Спасибо, Элберт. Запишите на мой счет, ладно? — И он быстро вышел.
Как только Эллери удалился, Элис поставила микстуру от кашля на рецептурный прилавок и произнесла напряженным тоном:
— Папа, мне нужно с тобой поговорить.
— Ладно, малышка, — с печальным вздохом отозвался Генри Брубак, зная, о чем пойдет речь. — Продолжай работу, Элберт. Мы ненадолго.
— Удачи, сестренка, — тихо сказал Элберт. Но его сестра-близнец уже бежала вверх по лестнице, ведущей из задней комнаты в квартиру Брубаков над аптекой.
40
Eat — есть, питаться (англ.). Слово может фигурировать на вывеске столовой или быть началом слов «Eatery», «Eating house* («Столовая»)