– А разве Наташа ассоциируется у него с положительными эмоциями? – возмутилась я.
Это другое. Не его обидели, а он обидел. Во сне из подсознания выплывает чувство вины, психика подает ему сигналы переиграть
эту ситуацию, изменить ее. Но видимо, и эти воспоминания пока не по силам Стасу, поэтому приходят только во сне, а наяву он про них забывает.
– Что же мне делать? Я не хочу потерять мужа.
Врач пожал плечами:
– Надеяться на чудо. На то, что ваши нынешние отношения станут для него более важными, чем прежние. И, пожалуйста, не форсируйте события, Вы ведь не хотите, чтобы он в конце концов полез в петлю? Пусть он сам все вспомнит. Больше мне нечего вам сказать.
Сумочка закончена. Стас крутит ее в руках, разглядывает вышивку через лупу: – Красота!
Я млею от удовольствия.
– Что дальше? – спрашивает Стас.
– У меня есть идея. Я хочу вышить небольшую картинку, простенькую, по силам.
Стас нежно целует меня в переносицу:
– Я, пожалуй, сведу тебя с одной женщиной, у которой есть богатая коллекция бисерного шитья. Думаю, ты увидишь там массу любопытного.
Я буквально ложусь спать с этой сумочкой. Во мне прорастает удовлетворение: я тоже что-то могу.
Показываю сумочку Дежуле. Та цокает языком:
– А мне можешь такую же сделать?
– Не знаю, попробую.
– Я бы тебе заплатила.
Смеюсь.
– Зря смеешься, – пожимает плечами Дежуля. – Любой труд должен оплачиваться.
– Считай, что ты – моя первая клиентка.
За это распиваем вечером бутылочку винца.
Засыпаю на плече Стаса. В окно светит низкая звездочка. И на меня наваливает невыносимо-легкое пронзительное счастье, от которого брызжут фонтаном слезы и обрывается сердце. И мне будто ничего не нужно, только бы задыхаться от счастья и нежности, и этой удивительной легкости, от которой, наверное, летают птицы.
Огонек сигареты разрезает ночную темень. В полусне отгоняю рукой дым:
– Стас, шел бы ты на кухню…
– Да ладно тебе.
– Опять не спится? Давай таблетку принесу.
– Не надо. Я думаю.
– О чем?
– Так…
Я уже проснулась, села на кровати, подобрав под себя ноги, прислонившись спиной к холодной стене.
– Я думаю, почему я остался жить. Мог два раза погибнуть: когда с поезда сбросили и когда таблеток наелся. А вот не умер, жив. Зачем? Для кого?
– Для меня. Для Катюшки. И для себя.
– Я не про это, – гуттаперчевое лицо Стаса очень грустное, как у мартышки в зоопарке. – Я думаю, мне дали шанс что-то исправить в своей жизни. Понять бы, что именно.
– И давно у тебя такие мистические мысли?
– Давно.
Я снова вытягиваюсь в постели, отворачиваюсь к стенке. Я, наверное, знаю, что именно он должен исправить, но молчу. Подленько так и гаденько, утешаясь мыслью, что Наташа с ребенком справляются и без Стаса. А я без него не могу. Мне он нужнее.
На другой день, когда Стас ушел на работу, на пороге возникла Дежуля. Как бы между прочим поинтересовалась, когда Стас вернется; и какие у нас планы на вечер.
– Ничего особенного, тихий семейный вечер, – отмахиваюсь я.
– Боже мой, какая скука! – кривится Дежуля. – У меня есть предложение: идемте в клуб?
Я корчу гримаску в ответ. Не люблю ночные клубы: шумно, полно пьяных и наркоманов, все трясутся в диком ритме, общаться под грохот рэйва или хип-хопа невозможно. Ни уму, ни сердцу. Дежуля тормошит меня:
– Светка, успеешь еще дома насидеться! Целая старость впереди! А так – развеемся, винца попьем! Супер? Ну?
– Ну, фиг с тобой, пойдем.
– А куда это ты собираешься? – тут только приятельница замечает, что я почти при полном параде – осталось только подкрасить ресницы и губы.
– В поход за бисером.
– Возьми меня с собой, я тоже себе что-нибудь куплю.
– Дежуля, ты будешь таращиться на витрины всех бутиков, а потом мучить продавщиц примерками, пока они не выгонят тебя взашей…
– Не буду, не буду ничего мерить! – тут же замахала руками приятельница. – Ни в один бутик носа не суну. Хотя зря ты жалеешь продавщиц. Им за это деньги платят…
Пока я в ванной рисую себе лицо, слышу телефонный звонок, потом звонкий Дежулин голос, тут же пулей вылетаю в коридор, едва успев накрасить один глаз.
Дежуля как раз опускает трубку на рычаг.
– Кто это был?
Дежуля кокетничает, строит глазки:
– Наташа.
Я застываю от неожиданности.
– Что ей было нужно?
– Деньги. Она сказала, что Стас не привез ей деньги.
– А ты?
– А я ее послала. Сказала, что Стаса вообще в Москве нет, уехал к вам.
И Дежуля преданно заглядывает мне в глаза.
– Зачем ты это сделала? – спрашиваю я. – А если она не поверит и пойдет за деньгами к Стасу?
– Не пойдет. Будет сидеть и ждать дома, когда ей принесут очередной конвертик.
Я тяжело вздыхаю. Никуда мне от Наташи не деться. Ее проблемы – это проблемы Стаса. Стас – это моя проблема. Значит, Наташа теперь мой крест.
– Магазины отменяются, – говорю я Дежуле. – Едем к Наташе. С конвертиком.
Наташа изумлена моим появлением.
– Можно? – спрашиваю я, прежде чем переступить порог прихожей.
Наташа старше меня на пять лет. Слишком полная для своего роста. Она бы хорошо выглядела для своих тридцати, но измученные усталые глаза старят ее. Я вижу перед собой загнанную рабочую лошадь.
Наташа также внимательно рассматривает меня.
Я вхожу в полутемную прихожую с некоторой опаской. Меня уже тяготит присутствие в той квартире больного ребенка. Я ужасаюсь калек и инвалидов, чужих болезней, крови и ран. Они – укор моему благополучию. Я благодарю Бога, что он не создал меня по их образу и подобию.
Я незаметно принюхиваюсь, пытаясь уловить в воздухе запах лекарств или болезни. Нет, пахнет домашним супом. Вполне уютно.
– Ты – Света? – наконец полувопросительно произносит Наташа.
– Да.
– Чему обязана?
– Я привезла деньги.
– Почему не Стас?
– Болеет.
– Что-то серьезное?
– Нет, ничего особенного.
Наташа берет конверт, не заглядывая внутрь.
– Пока деньги буду привозить я, – говорю я, выпуская конверт из рук.
Ее брови складываются домиком. Подумав, Наташа неожиданно делает шаг назад:
– Проходи, попьем чаю. Или кофе?
– Меня ждут, – неуверенно говорю я. Не знаю, хочу ли я остаться на кофе. С одной стороны, это шанс узнать прежнюю жену Стаса. С другой – невыносимая тяжесть на плечах, словно я виновата в том, что здесь живет ребенок-инвалид. – Там Дежуля…
Наташа снова хмурится:
– Ее я не приглашаю.
Объяснений мне не требуется.
– Хорошо, – решаюсь я. – Если можно, кофе.
Прохожу на светлую, чисто прибранную кухню, с вышитыми прихватками на стене и кружевными салфеточками под каждой мелочью на кухонном гарнитуре. Наташа достает из шкафчика турку и пакет мелко смолотого кафе, этот сорт особенно любим Стасом. Такая мелочь как турка и молотый кофе вдруг ранит меня: у этой женщины и моего мужа есть, оказывается, общие вкусы и привычки. Они чему-то научились друг от друга, их что-то связывало. А я как страус прятала голову в песок, не желая признаваться себе, что у Стаса была до меня другая жизнь. Глупо.
Мы продолжаем исподволь разглядывать друг друга. Надо о чем-то говорить, но ни я, ни Наташа не можем с ходу подобрать общей темы. Наконец осеняет Наташу:
– Значит, Стас болеет…
– Идет на поправку, – уточняю я.
– А ты теперь вместо него…
– Вместо.
– И как долго?
– До полного его выздоровления.
– Зачем же утруждаться? Я могу приходить к нему за деньгами, – предлагает Наташа.
Ну, мне не в тягость, – вежливо отказываю я.
– У Леночки скоро день рождения, мы бы хотели, чтобы папа пришел к нам. Как обычно, – Наташа подчеркивает последние слова. Намек очевиден.