– Какие шутки? Его, между прочим, обокрали и с поезда бортанули, головой об насыпь.
– Как ограбили? Все баксы вынули?
– Все.
– Что же делать? – расстроился Глеб. – У него было три тысячи долларов! Черт!
– А мужа моего тебе случайно не жалко?
– А что ему будет? У него черепушка крепкая.
– Оказалась слабая. Память отшибло. Ничего не помнит.
– Придуривается.
– Нет, я только что от него. Он в самом деле ничего не помнит.
– Да пошла ты, – окончательно расстроился Глебаня.
– Пошли вечером к нему. Вдруг он тебя увидит, испугается и все вспомнит?
– Не, я сегодня не могу. Завтра. Ладно? Я позвоню. Пока.
Снимаю плащ. Ставлю чайник на огонь.
Пора звонить свекрови.
Мать Стаса живет в таком же провинциальном городке, как и мой. Находится он примерно на таком же расстоянии от Москвы, как и дом моей матери. Таким образом, мы равноудалены от Стаса. И это приятно. Стас склонен к излишним откровениям. И потому я благословляю каждый километр, разделяющий нас со свекровушкой. Если честно, то я уважаю ее и боюсь. Уважаю за железные нервы. Боюсь за влияние, которое она оказывает на сына.
Свекровь дома. Голос ее сух, лишен эмоций. Я сообщаю о беде. В воздухе повисает пауза.
– Я приеду в воскресенье, – наконец сообщает свекровь. И предупреждает дальнейшие предложения:
– Остановлюсь у подруги. До больницы доберусь сама.
Золото, а не женщина, Когда Стас нас знакомил, она сказала:
– Деточка, даже не говорите, как вас зовут, все равно не запомню.
– Потом повернулась к Стасу Я же говорила тебе всегда, что жен много, мать – одна.
Свекровушка в самом деле никак не называла меня. В лучшем случае деточкой. Я в отместку тоже никак не называла ее. Но Катюшка любила бабушку, а та любила ее. Это меня поражало.
Стас у нее единственный ребенок. Великим трудом достался. Первая беременность закончился выкидышем, вторая была внематочная, третья замерший плод, и наконец – Стас. В муках выносила, в муках родила и в муках воспитала. Оторвала от себя с кровью и отдала в чужие женские руки.
И женщины не сделали ее сына счастливым. По-моему, она возненавидела весь женский пол, кроме себя и Катюшки. Когда я увидела отношения свекра и свекрови, изумилась: я словно гляделась в зеркало. Все то же: муж в вечном полупоклоне, она на пьедестале. Но с одной существенной разницей: она была счастлива этим, я – нет.
Чайник свистит. Наливаю старую заварку. Достаю из хлебницы зачерствевшее печенье.
Мне предстоит сегодня куча дел. Во-первых, привести в порядок нашу квартиру. Нелюбовь к разбросанным вещам – единственное положительное качество, унаследованное мной от мамы. По ее же словам.
Во-вторых, надо найти старые фотографии.
В-третьих, разжиться у Стаса деньгами. У него-то спрашивать про заначки бесполезно.
В-четвертых, завтра снова быть у Стаса, и с чем-то домашним. Надо напомнить ему, что я неплохо готовлю.
Сказать про квартиру, что в ней кавардак – ничего не сказать. Это остатки Ледового побоища.
Я начинаю с ящиков: вытряхиваю барахло на пол. Что нужно – назад, что нет – в мусорное ведро. В ведро тут же летят дырявые носки Стаса. Терпеть не могу штопать, Дешевле купить новые.
Туда же отправляются его старые семейные трусы в розовых цветочках. Между прочим, свекровушкин свадебный подарок. Когда в первую брачную ночь выяснилось, что под свадебными брюками моего новоявленного мужа скрываются семейные трусы в трогательный розовый цветочек, с меня разом слетел любовный настрой, я свалилась на скрипучий диван и скорчилась от смеха, суча ногами по белоснежным простыням. Стас обиделся:
– А вот мама сказала, что в первую ночь я буду хорошо выглядеть…
В ящиках письменного стола – обрывки бумаг с неизвестными мне телефонами. Неоплаченные счета. Огрызки карандашей. Ручки, которые не пишут. Мелочь. Моя старая губная помада.
В книжном шкафу пара альбомов с нашими фотографиями: свадебные, из роддома, с поездки на шашлыки. Где-то в книгах наверняка есть заначка. Трясу книжки, все подряд. В глубине шкафа, на одной из полок тонкая полиэтиленовая папка. Достаю из нее черно-белые фотки: Стас и девушка. Девушка полненькая, улыбчивая, ясноглазая. Это его вторая жена. Надо же! А мне клялся, что выбросил их на помойку. Их свадебная фотография. Еще – расслабленная девочка на коленях матери. Боже, неужели у Стаса есть такой ребенок? Я не черствая. Я хотела сохранить свою семью. И считала, что бывшим женам в нашей жизни делать нечего. Но Стас иного мнения. Говорит, что несет ответственность за того, кого породил, даже если не может выносить присутствие своего ребенка – очень больно.
Жену зовут Наташей. Она живет на другом конце Москвы. Я никогда не встречалась с ней. Никогда не разговаривала по телефону. Не видела ее дочь. Но каждый месяц, когда Стас отдает мне деньги, он честно говорит:
– Триста долларов я отвез Наташе.
Наташа копит деньги на операцию. Она хочет счастья своей дочери так же, как я своей. Но я принимаю смиренно эти ежемесячные пожертвования не потому, что хочу счастья чужому ребенку. Я могу сколько угодно закатывать скандалы, и даже побить Стаса, но мои выходки не изменят ЭТО решение Стаса. Он прогнется передо мной в чем угодно, но только не здесь.
Я оставляю фотографии. На всякий случай. В конце концов это не мое прошлое, не мне решать, отправлять ли его на помойку. Пусть дождутся хозяина. Но сам факт мне неприятен.
Заначку я обнаруживаю в доступном месте – в конверте в книге Грэма Грина. Три тысячи долларов. Золотой фонд нашей семьи. Теперь, когда Стаса ограбили, а сам он заболел, денег в нашем доме не предвидится. Что же будет с бизнесом?
У меня голова идет кругом. Слишком много забот разом. Справлюсь ли?
Телефон в этот вечер звонит еще раз. На этот раз из милиции – врач сообщил им, что у пациента с амнезией объявилась жена. Любезно просят проехать в отделение. – Я только что с поезда, и не намерена сегодня выходить куда- либо. Поймите мое состояние, – я не склонна к вежливости.
– Я могу подъехать к вам, – говорит милиционер.
Неохотно соглашаюсь, называю адрес. Спускаюсь в магазин за продуктами.
Гость носит звание капитана и должность оперуполномоченного. Его фамилия вызывает у меня смутную улыбку – Квасков. Сам – представительный, серьезный, с оценивающим взглядом, от которого трудно спрятаться, но меня раздражает исходящий от него запах дешевых сигарет. Он прокурен до желтизны. Даже его одежда пахнет табаком. Стараюсь держаться подальше.
Предлагаю кофе и печенье. Квасков охотно соглашается. Судя по тому, как он смотрит на печенье, обедом его не кормили.
Квасков сначала переписывает мои паспортные данные, придирчиво изучает штамп загса, потом сухо рассказывает мне обстоятельства, при которых обнаружили Стаса.
– Чем занимается ваш муж?
– Бизнесом. У него антикварный магазинчик на паях с другом. Так, ничего серьезного.
– Вы знаете, куда он отправился в тот день?
– Спросите у его партнера, Глеба Перфильева. Мне муж о делах почти ничего не рассказывает. Судя по всему, ехал за товаром в Питер, там у него есть какой-то партнер, который скупает на рынках все, что представляется ему ценным.
– Были ли у вашего мужа деньги?
– Разумеется. По словам Глеба, три тысячи долларов.
– Он кому-нибудь рассказывал о предстоящей поездке?
– Не знаю. Мне – нет. Но вообще Стас на язык не воздержан. Мог и сболтнуть лишнего.
– А какие у него отношения с Перфильевым?
– Вот только не надо! – раздражаюсь я. – На кой ляд Перфильеву эти три штуки баксов? Так или иначе, это его собственные деньги.
– Может, между ними возник конфликт, который они не смогли решить мирным путем?.