– Кстати, отчего твоя служанка так перепугалась при виде меня? Ты что, мною прислугу запугиваешь?
– Нет-нет, – поспешила заверить его Ольга, оставляя три дюжины мистралийцев где-то на задворках совести. – Наверно, она тебя не узнала. Или вида твоего испугалась.
– М-да… – грустно согласился Диего, заглядывая в зеркало и приподнимая пальцами свои паленые сосульки. – Есть чего испугаться…
Ольга тут же ухватилась за возможность сделать для него хоть что-нибудь утешительное.
– Их надо подстричь. В смысле подровнять.
– И на что это будет похоже?
– На то, что и было. Ну подумаешь, раньше были до лопаток, а теперь до плеч будут. Зато можно будет при желании распущенными носить. Давай садись, я тебя подровняю.
Диего заколебался, поглядывая то на свое отражение в зеркале, то на ножницы в руках самозваной парикмахерши. Видимо, прикидывал, что страшнее.
– Да чего ты над ними, в самом деле, трясешься, как красна девица над своей девичьей косой? Не будешь же ты так ходить.
– Да нет, конечно… – с сомнением протянул Диего, по-прежнему косясь на ножницы. – Но я подозреваю, что ты раньше никогда не пробовала стричь и намерена на мне учиться.
Ольга заверила его, что собирается не стричь, а только ровнять, а уж это плевое дело, она сама себе неоднократно концы ровняла, и девчонкам в общаге тоже. А если кабальеро желает, то можно и челочку сделать.
– Вот этого не надо! – неожиданно агрессивно отказался кабальеро. – Ты мне еще макушку выстриги, как у мистика.
– А что, челка что-то значит? – вздохнула Ольга, не разделявшая его национальной привязанности к распределению причесок по классам. Ее давно подмывало спросить, что делают со своими опознавательными стрижками мистралийцы, когда лысеют с возрастом, но все к слову не приходилось. Да и неловко – вдруг на свой счет примет, обидится, начнет бить себя в грудь и доказывать, что настоящие кабальеро не лысеют, а кто не согласен, тот хочет его обидеть…
– Значит, – мрачно ответил Диего и все-таки занял предложенный стул. – Ладно, давай, только не очень коротко.
– Уж как подпалил, так и получится. Главное – не вертись.
Клиент послушно замер и просидел как изваяние все то время, что Ольга сражалась с его испорченной прической. А сражаться пришлось чуть ли не в прямом смысле. Она как-то выпустила из внимания, что собственные волосы, так же как и Люськины, легко было ровнять из-за того, что они тонкие и мягкие. А вот любимый мужчина подобной скудостью прически не страдал. Его густые, жесткие патлы постоянно норовили выскочить из пасти ножниц, извернуться, перекоситься и не дать обрезать себя ровно. Хотя Ольга старалась изо всех сил, прямой линии добиться не удалось. Зато получилось не слишком коротко. Повертев головой перед зеркалом, жертва ее парикмахерского искусства с философским смирением изрекла, что могло быть и хуже. А также что пьяный Элмар мечом сделал бы это ровнее.
– Ну что, напоим Элмара и попросим подровнять? – предложила Ольга, надеясь хоть немного развеселить угрюмого мистралийца. Но тот только отмахнулся:
– Так сойдет.
Что-то с ним было не так, просто сам на себя был непохож бедный кабальеро, а спрашивать язык не поворачивается. Сама ведь наехала и расстроила…
Пока Ольга обдумывала, чем еще утешить и развеселить унылого возлюбленного, в дверь требовательно забарабанили, и все покаянные мысли тут же вылетели из головы. Нет, ну обнаглели совсем! Как к себе домой! Вот сейчас обматерить бы как следует, чтобы полчаса обтекали, кто бы ни стучал, хоть сама королева! Эх, и почему их в институте учили только литературному языку? Жак, который понимает мистралийский как русский, от души восторгается непереводимыми монологами Диего, а Ольга ни слова разобрать не может! Изложить сии непревзойденные перлы в письменном виде, чтобы она хоть прочесть могла, Жак отказывается под идиотским предлогом, что бумага этого якобы не выдержит…
За дверью обнаружился незнакомый господин весьма солидного и благопристойного вида, на породистой физиономии которого ясно читались негодование и стремление к скандалу.
– Где этот недостойный, бесчестный негодяй? – возмущенно возгласил почтенный кавалер, не утруждая себя даже элементарным приветствием.
– Кто? – тут же ощетинилась Ольга, решив, что любимый Диего опять кому-то не тому нахамил. Ответ возмутил ее до глубины души. Породистый господин имел в виду короля!
Нет, что он обозвал его интеллигентнейшее величество развратником и растлителем, Ольга еще могла понять – мало ли что могут о человеке сказать из политических соображений. Но чтобы короля искали в ее комнате?!
Змея, которая, по уверению непревзойденного БГ, должна быть у каждой женщины, в мгновение ока пробудилась и недвусмысленно зашипела, роняя с зубов капли яда.
– Что? – угрожающе переспросила Ольга, надеясь, что ей удалось скопировать тот холодно-высокомерный тон, каким Эльвира разговаривает с прислугой. – Я не ослышалась?
Любопытные головы, высунувшиеся из всех ближайших дверей, придали ей уверенности – как-никак благодарная публика! – и она с воодушевлением продолжила:
– Какой-то хам имеет наглость врываться в покои к даме и утверждать, будто его величество должен находиться здесь в столь неподобающее время?
Почему четыре часа дня было неподобающим временем, Ольга объяснять не стала. Зато ее речь прозвучала очень эффектно!
Слегка ошарашенный таким агрессивным отпором, неизвестный господин не сразу нашелся что сказать, и Ольга с еще большим воодушевлением поспешила выплеснуть на беднягу все то, что не досталось перепуганной служанке.
– Вы, значит, намекаете, что я принимаю у себя по вечерам женатого мужчину? Вы что, специально тут ломились в мою дверь, чтобы нанести мне оскорбление? Нет, вы слышали, господа и дамы, это хамло, которое врывается в чужие спальни, имеет наглость рассуждать о моем моральном облике! Пользуется тем, что любой уважающий себя мужчина побрезгует вызвать на поединок такую убогую, старую калошу!
Угрожающее сопение за спиной и полнейшее падение боевого духа, отразившееся на лице посетителя, еще больше укрепили Ольгину уверенность в себе, и она уже совершенно внаглую объявила:
– Я не намерена терпеть подобные оскорбления от каждого задрипанного придворного!
Дверь хряпнула перед носом охреневшего визитера как залп «Авроры». Коридор взорвался аплодисментами и одобрительным свистом.
Ольга развернулась и решительным толчком в грудь остановила грозного кабальеро, двигавшегося спасать ее честь:
– Не надо! Живой и посрамленный он мне больше нравится! Тем более ты без штанов!
Диего, который был не только без штанов, а и полотенце успел потерять, остановился. Агрессивное выражение на его лице медленно расползлось в улыбку.
– Браво, – наконец сказал он, медленно отмеривая свою долю аплодисментов. – Ты была бесподобна! Запомни это! Вот так с ними и надо! Со всеми!
– С кем? – не вполне поняла Ольга. Можно подумать, к ней каждый день такие придурки в дверь ломятся…
– Со всеми, кого ты обычно стесняешься и боишься. С зажравшимися придворными, с надутыми аристократами, с их стервозными дамами. Когда они смотрят на тебя, не надо думать: «А вдруг у меня прическа не в порядке, а вдруг я как дура выгляжу, а вдруг они что-то скажут». Надо смотреть в глаза вот так и думать: «А мне начхать, что вы думаете о моей прическе и что вы скажете, потому что вы все пыль и грязь, а я…»
– Диего, – укоризненно перебила Ольга, – и чем же я тогда буду лучше них?
– Да всем, – уверенно заявил мистралиец. – Потому что об их прическах ты не думаешь и вообще внимания не обращаешь, во что они одеты, не говоря уж о том, чтобы их наряды обсуждать.
– Да, наверно, я такая… И нет мне цены… Но ты все-таки надень что-нибудь. Хоть мои штаны. А то вдруг зайдет Кира, а ты тут нудизм развел.
– Не хватало еще, чтобы я в женских штанах расхаживал! Уж лучше я свои мокрые надену. Мафей обещал мне принести что-нибудь переодеться – и пропал. Забыл, наверное. Кстати, ты не знаешь, эльф так и посещает по вечерам свой священный забор?
– Я там давно не была, но, судя по поведению Элмара, посещает. А зачем тебе?
– Может, и не понадобится… но… – Доблестный кабальеро замялся. – Ты сможешь с ним поговорить?