Раскатистый смех Роана гремит с другого конца комнаты.
— Ты рассердишься, если я назову тебя милой?
— Никогда, — отвечаю я, переходя в сидячее положение, затем на колени.
Сердце колотится в моей груди, я снимаю свой вязаный топ и бросаю его на пол.
— Но я бы не возражала, если бы ты использовал и другие прилагательные.
Роан насвистывает себе под нос, когда я расстегиваю лифчик и отправляю его вслед за топом.
— Ты чертовски великолепна. Как тебе это прилагательное?
— Очень хорошо.
Шрамы на моем правом плече и руке намного меньше, чем на лице, но они все равно заметны. У меня нет способа узнать, смотрит ли он на какой-нибудь из них, но покалывание, распространяющееся по моему телу, заставляет меня думать, что он наблюдает за мной с желанием.
— Я не была обнаженной ни перед кем, кроме медицинских работников, с момента моего несчастного случая.
— Я ненавижу, что люди не оценили тебя так, как ты заслуживаешь, но я не собираюсь лгать, я рад, что их глупость сработала в мою пользу.
— Я тоже. Даже до появления шрамов мне ни с кем не было так комфортно.
Это потому, что я не могу его видеть? Это может быть частью этого, но не всей причиной. Между нами есть что-то особенное. Я знала это с первого дня, когда мы обменялись сообщениями. Я подползаю к краю кровати, затем слезаю.
— Меня никогда так не тянуло к другому человеку, как к тебе.
Он издает урчащий звук, когда я расстегиваю пуговицу и молнию на своих джинсах, затем спускаю джинсовую ткань с бедер.
— Остановись.
Я мгновенно замираю, жар смущения угрожает сжечь меня дотла.
— Подожди, пока я возьму эти перчатки. Я хочу сделать все остальное.
Облегчение нахлынуло на меня, потушив один пожар, в то время как другое пламя разгорается у меня между ног.
— Тогда поторопись и возьми их, и не забудь пару для меня тоже.
— Сейчас вернусь, — говорит он, поворачивается и исчезает из комнаты.
Физически я вижу, как движутся его перчатки и фартук. Но я наблюдала за ним всю неделю, и, как бы безумно это ни звучало, клянусь, я начинаю по-настоящему видеть его. Не цвета или черты лица, и не очертания в точности, а его очертания. Да, он невидим, но масса его тела меняет внешний вид воздуха. Каким-то образом искажает его.
Или, может быть, я так отчаянно хочу увидеть его визуально, что мой разум играет со мной злую шутку.
Однако мой слух не работает сверхурочно. Как только он выходит из комнаты, Роан звучит так, как мог бы звучать любой мужчина: сбрасывает обувь в коридоре, хлопает дверцей шкафа, ступает по полу свинцовыми шагами. Мужчина, который спешит.
— Я слышал, как ты здесь хихикала, — говорит он, возвращаясь в спальню без серебряных перчаток и фартука.
Это отчасти объясняет глухой стук — фартук из металлической сетки, должно быть, весит несколько фунтов.
— Ты производил много шума. Невидимый ты или нет, ты был бы ужасным шпионом.
— Я был очень мотивирован вернуться сюда.
Мое внимание приковано к паре латексных перчаток, которые он натягивает, сокращая расстояние между нами.
Он протягивает мне вторую пару, ждет, пока я их надену, затем берет мои руки в свои.
— Ты для меня все, Элиза. Может быть, это кажется слишком большим, слишком поспешным, но это правда.
— Это верно и для меня тоже.
Он отпускает мои руки, затем обхватывает мое лицо ладонями.
— Скажи слово в любой момент, и я остановлюсь.
— Какое слово заставит тебя начать?
Его смешок — это теплый шепот на моем лице. Легкий писк срывается с моих приоткрытых губ, когда он проводит пальцами вниз по моей шее, по плечам, затем по выпуклостям моей груди. Я задерживаю дыхание к тому времени, как он добирается до моих сосков.
Обхватив ладонями мои груди, он перебирает твердые вершинки большими пальцами.
— Если бы я мог прикоснуться к тебе ртом, я бы провел языком по всей твоей прекрасной коже, а затем зажал бы губами каждый прелестный сосок. Между моими зубами. Я бы сосал и кусал тебя, пока ты не схватилась бы за мою голову и не стала бы умолять меня заставить тебя кончить.
— Я готова умолять сейчас.
Мое сердце, кажется, пытается вырваться из груди, когда он скользит руками ниже, к моим бедрам.
Он стягивает с меня джинсы и трусики, снимает обувь, затем снимает с меня последнюю одежду.
— Ты такая чертовски красивая.
Я дрожу, когда он ласкает каждый дюйм моей кожи от икр до бедер.