Выбрать главу

Саяра шла медленно, опасаясь во мраке сбиться с пути, но вскоре — то ли месяц поднялся и осветил побережье, то ли глаза ее свыклись с темнотой — страх рассеялся. Море, освещенное месяцем, лежало внизу. Запах мяты доносился из садов. Саяре стало жарко, она распустила узел платка, стягивавший ей шею.

А Хабиб уже давно ждал свою молодую жену.

Придя домой и обнаружив, что ее нет дома, он двинулся в сторону клуба — где же еще могла она быть? Он подошел к зданию клуба полный мыслей о том, как уведет Саяру домой, но, видя светлые окна, слыша громкие звуки музыки и голосов, не решался войти: каким смехом его встретят, поняв, что он пришел увести жену с собрания.

Хабиб вернулся домой, хотел разбудить больную Шейду и просить ее привести Саяру, спасти его от позора. По ему было стыдно перед старухой матерью, что он не в силах совладать с упрямой девчонкой, и он ходил взад и вперед по комнате, сдавленный стенами, как пленник, не зная, как поступить. Потом он раскрыл дверь во двор, сел на порог. Тишина была вокруг, но сквозь тишину доносились далекие звуки музыки. Он вслушивался и, казалось ему, различал ритмический топот бубна и дребезжание тара, — веселую музыку, под которую так охотно танцуют молодые мужчины и женщины. Сам он не любил подобной музыки, ему по душе была однозвучная песнь, высокая, тоскливая, какая сама рвется из горла, какую можно тянуть в одиночестве, в степи или в море, до изнеможения сердца, и он удивлялся, что молодежь предпочитает этот разнузданный шум печальным мелодиям. Но теперь чуждая его сердцу музыка была смягчена расстоянием, и она была даже приятна ему. Он закрыл глаза, гнев его постепенно уходил, и вместо гнева приходила тоска. Он думал о том, как было бы хорошо, если бы Саяра сейчас была подле него и играла ему на кеманче.

Так долго сидел Хабиб на пороге своего дома, мысли его путались, он засыпал и тут же тревожно просыпался.

— Кто здесь? — вздрогнул он, почувствовав, что кто-то тронул его.

— Это я, Саяра... — услышал он тихий голос.

Саяра хотела войти в дом, но Хабиб движением руки остановил ее. В лунном свете Хабиб увидел, что платок, его подарок, небрежно сброшен на плечи и волосы Саяры растрепаны. Он понял, что это не сейчас сбросила Саяра платок.

— Зачем ты сняла платок? — спросил он, скрипя зубами. — Чтобы позорить мужа?

— Все так ходят, — сказала Саяра тихо, но в ее голосе Хабибу послышалось упрямство и решимость.

— Чтобы позорить мужа? — переспросил он громче, и тут же вспомнил слова муллы: «Жен, опасных в своем упрямстве, отлучайте от ложа, бейте». И хотя он не во всем верил мулле, он понимал, что тот полон хитрости и сведущ в женщинах.

Хабиб поднял с земли камень, замахнулся. «Только увечий не наносите, и пусть никто из недругов не знает ваших семейных дел», — вспомнил он другие слова муллы и отшвырнул камень в сторону. Он втолкнул Саяру в дом и, размахнувшись, ударил в грудь кулаком. Саяра отлетела к стене и, видя, как зло потемнели глаза Хабиба, стала кричать, подняв руки.

Из смежной комнаты выбежал Асах и вслед за ним, качаясь и шаря руками, точно слепая, вылезла больная Шейда. Она жмурилась при свете лампы и скребла волосы своими птичьими пальцами. Испуганные девочки цеплялись за шаровары Шейды, смотрели, как бьется и кричит их новая мать.

— Бог один и муж один, — бормотала Шейда.

И Хабиб еще раз ударил Саяру.

— Не тронь ее! — крикнул Асад, с силой схватив отца за руку.

Хабиб на мгновение опешил.

— Вот что наделала эта проклятая жаба! — завизжала Шейда. — Сын бьет отца.

— Сукин сын! — скрипел со злобой Хабиб, пытаясь высвободить руку.

Он волочил мальчика по полу, вращал вокруг себя, пока наконец не втолкнул его в кладовку и не захлопнул задвижку. Шейда визжала и проклинала черный платок, внесший в дом ее сына разлад. И Хабиб, слушая слова матери, бил Саяру со смешанным чувством злобы и жалости.

— Так ей и надо, чтоб не вносила в дом грязь! — подбадривала его Шейда. Казалось, она вымещала на Саяре все унижения, какие ей самой пришлось претерпеть в молодости.

Малыши плакали. Асад колотил в дверь палкой, ногами. Но Хабиб не видел слез малышей, не слышал стука Асада и перестал бить Саяру тогда, когда злоба его утолилась.

Он постелил себе постель, улегся на мягкие подушки, а Саяра лежала на каменной полоске пола, потому что жен, опасных в упрямстве своем, коран велит отлучать от ложа мужа.