Выбрать главу

— Мне приятно, что вы так отзываетесь об Анне Львовне, — растроганно сказал Ефимов.

В передней, оставшись наедине с Бариновым, прощаясь, он дружелюбно сказал:

— Хорошо, что вы вернулись. Я рад за вас и за Людмилу Ивановну. И еще... — Он застенчиво улыбнулся. — Моя новая супруга ревнует меня к Людмиле Ивановне, — она знает, что я здесь часто бываю, а объяснить ей истинную причину этого я, как вы сами понимаете, не могу.

— Погодите... Одну минутку... — сказал Баринов. Он вернулся в комнату и тотчас появился с письмом в руке.

Ефимов пробежал письмо.

— Да, — сказал он, опуская глаза. — Вы не ошиблись.

— Откуда она узнала мой адрес?

— Ну, это меня не удивляет... — ответил Ефимов, махнув рукой и закрывая за собой входную дверь.

Баринов и Людмила Ивановна остались одни.

Он снова сидел рядом с ней, снова держал в своих руках ее руки. Они говорили о том, о чем говорят муж и жена, долго не видевшие друг друга, перемешивая важное и большое с незначительным и случайным. Четыре года не видел Баринов жену, и эти годы лишений, тревог и ожидания оставили следы на ее лице, но ему показалось, что жена его хороша, как в тот вечер, когда он встретился с ней впервые...

Давно уже спал мальчик. Уснула и Людмила Ивановна. Но Баринову не спалось. Он лежал с открытыми глазами, стараясь разобраться в происшедшем.

Письмо оказалось выдумкой, а его отношения с Анной Львовной остались тайной. А ведь всё могло обернуться по-другому. Он вспомнил печальный взгляд девочек на фотографии.

Казалось, всё окончилось благополучно.

Почему же так долго не мог он уснуть в эту ночь, дома, в своей семье? Почему его радость была неполной? Почему вместе с верой в лучшую жизнь возникло желание быть этой жизни достойным?

1946 год

ПОДАРОК

Дважды в день — по дороге в школу и возвращаясь — Женя останавливался перед витриной комиссионного магазина.

Фарфоровые сервизы, бронзовые статуэтки, пишущие машинки, картины, фотоаппараты — чего только не было за толстым стеклом витрины!

Но взгляд Жени властно притягивало иное — микроскоп, стоявший на светло-желтом ящике-футляре, словно гордая птица над гнездом.

Кто из нас, хоть однажды взглянув в окуляр микроскопа, не дивился причудливому миру, открывающемуся сквозь волшебное стекло? Жене казалось: нет большего счастья, как вторгнуться в этот мир, полный чудес, изучать его, делать замечательные открытия на пользу человечества. Над столиком Жени висели портреты Мечникова и Пастера.

Ольга Павловна поощряла увлечение сына. Часы, проведенные в кружке юннатов, не мешали его школьным занятиям и доставляли мальчику радость. Какой бодростью веяло от всей его фигуры, когда он возвращался из кружка! Распахнутое пальто, сдвинутая на затылок шапка, сияющие серые чуть близорукие глаза. Как напоминал он в эти минуты своего отца, ее мужа...

Ольга Павловна помнила хмурый осенний день сорок первого года. Печальный день! В неурочное время муж вернулся с работы и сообщил, что уходит на фронт. Она не сразу поняла, — ведь по слабости зрения, он был освобожден от призыва в армию. Оказалось, он записался добровольцем.

Сердце Ольги Павловны болезненно сжалось. Она смогла лишь ответить, что на всем свете нет для нее человека ближе, дороже, чем он, и если случится с ним что.. Наверно, слова ее прозвучали упреком, если он опустил голову, спрятал глаза, словно и впрямь почувствовал себя виноватым.

— Оленька, — тихо вымолвил он, — может быть, я поступаю жестоко — оставляю тебя в такое время с грудным ребенком, но, поверь, я не могу иначе, не могу... — и в крепко сжатых челюстях его, во всей его фигуре была убежденность и непреклонность.

Шла война. Ольга Павловна работала в госпитале медсестрой. Изо дня в день, не дожидаясь, пока разнесут почту, направлялась она в дальний конец госпитального коридора, в «ахо». Писем от мужа не было. Печально звучали ее шаги по выщербленному кафельному полу, когда она возвращалась обратно.

Шла война. Ольга Павловна растила сына. Очень трудно было вырастить ребенка в те годы в Ленинграде, в городе, блокированном врагом. Но вот пришла наконец долгожданная победа, наступил мир. Минул год, прошло еще несколько лет. Писем от мужа не было. В темной рамке появилась фотография одного из многих, кто жизнью своей добыл эту победу...

В выходной день, гуляя с матерью, Женя, как бы невзначай, привел ее к знакомой витрине. Ольга Павловна его поняла.

— Хороший? — спросила она, кивнув На микроскоп.

— Ну, мамочка! — воскликнул Женя таким гоном, словно ему нанесли обиду. — Неужели ты сама не видишь? Ведь это не какой-нибудь «ша-эм», а настоящий научный! — И он принялся горячо объяснять преимущества такого микроскопа.