Костя забрал документы, от предложенного чая отказался. Последний раз, окинув взглядом пространство, боясь увидеть что-то необычное - новые предметы, незнакомые тапочки, чужое присутствие, дух, вроде сигаретного дыма, ведь они оба не курили, покинул прошлое навсегда.
Спустя месяц, он начал звонить. Просто так, на правах старого знакомого. Он не стеснялся новой роли. Волна первых обид прошла и он понимал, что прожив с человеком несколько лет, разделяя постель, еду, радости и недоразумения, так просто бросить и не общаться просто глупо, как-то по-мальчишески. Тем более что ничего плохого они друг другу не сделали. Было разное, веселое, грустное, но плохого не было. Просто у нее иссякли чувства, она выдохлась. Он, понимал устройство жизни по-другому и знал, что перетерпи этот кризис, у них все бы наладилось, начался прилив новых чувств и красок, но ничего сделать больше не мог. В ней что-то перемкнуло. Она такая. Вот такая и все. Она сама говорила, что приняв решение, не отступает от него никогда. Это ее принцип. И ее старые расставания, о которых он знал с ее же слов. И он этому верил.
Что-то возвращать не имело смысла, но нечастые звонки закрывали брешь одиночества, которое неожиданно охватило его. Самое неприятное, что случилось с ним - он больше не мог смотреть на женщин, воспринимать их с точки зрения чувств, отношений. Во всяком случае, пока. Он их не ненавидел, не обвинял огулом в чем-то непорядочном, просто найти, такую, как та, которую потерял, не представлялось возможным. Такое бывает.
Она охотно отвечала на звонки. Рассказывала, как дела, как дети, о том, что собирается поехать в отпуск на машине, реализовать, наконец, сумасбродную идею спуска в лодке по реке, с палатками, костром, комарами и песнями под гитару. Такие мысли, в их совместной жизни, он пресекал на корню. Мягко пресекал, долгими и нудными увещеваниями. Возможно, и это внесло свою каплю в клубок непонимания. Когда она говорила про отпуск, палатки, Костя, даже сейчас, спустя несколько месяцев, начинал непроизвольно ревновать. Что-то внутри сжималось, будто засасывающий водоворот.
А однажды она его просто расстроила.
- Надо пойти к врачу, - сказала она, - Грудь увеличилась.
Костя неожиданно испугался. Он не мог позволить, чтобы она попала в беду, чтобы с ней произошло несчастье. Он чувствовал некую ответственность за нее, некий долг, который упорно висел в сознании, долг перед их отношениями, что не смог сделать ее счастливой, да и себя по ходу. Захотелось все бросить и, несмотря на произошедшее, лететь стрелой, как было раньше обнять и успокоить. Но вместо этого, понимая абсурдность порыва, произнес, как можно ровно:
- И когда собираешься?
Он хотел сказать другое: "Беги, торопись, сейчас же, сегодня. Это твое здоровье и я хочу, чтобы все было хорошо. У тебя должно быть все хорошо".
Но сказал лишь то, что сказал, поскольку на большее уже не имел права.
- Посмотрю еще пару дней.
- Ок, - сказал Костя, стараясь быть достаточно безразличным.
В последующие дни разговор так же начинался со здоровья. Она сетовала, что процесс не остановился, что правая грудь увеличилась и потерялась симметрия, что она переживает. Он упрекал ее в безрассудстве, в ребячестве, пытался найти правильные слова, не переходя границы новых отношений.
Когда она пыталась найти отговорки, оправдание своему бездействию, Костя не мог, это слушать, прерывал и с явным раздражением, которое было переживанием за нее, спрашивал:
- Ну и?
- Да, вот сейчас, подтяну пару дел и пойду, - говорила она.
Он не звонил несколько дней. Были дела, не самые лучшие, нервотрепка по работе и он на какое-то время даже забыл о происходящем там, далеко, а когда, наконец, позвонил, то услышал:
- С ума сойти! Представляешь, я беременна.
- В смысле?
Более глупого вопроса он не мог задать. Они не жили более трех месяцев. Но некая робкая надежда теплилась в нем. Вечерами, ложась в постель, он вспоминал только хорошее, допускал варианты воссоединения, фантастического, волшебного, понимал, что все произошло странно и неправильно. Что виной всему его упрямство, и вообще он виноват во многом, если не во всем. Это он не сумел сохранить отношения. Он и только он. Большой и капризный. Он должен был что-то сделать, обязан, поскольку все понимал заранее. Поскольку был мудрее и опытнее, поскольку был старше, серьезно старше. А она боялась его мудрости. Она была просто девчонкой. Маленькой девочкой, которой с трудом далась та правда, те несколько слов.