Покончив с физической работой, я побаловал себя теплой ванной и охлажденной бутылкой «Дос-экьюча», черного мексиканского пива, качество которого выше всяких похвал. Потом вытерся и надел костюм, подходящий для летней ночной жизни. С наступлением сумерек послышалось ауканье, показалась Молли Би с высоким бокалом в руке, обожженная солнцем до розовых пятен и по-детски, непосредственно болтавшая с темной гладкокожей хохотушкой, которой она собиралась показать мое восхитительное суденышко. Хохотушку звали Конни, и она была такой же штучкой, созданной для возни и игр, как и ее подружка. Конни все время выкидывала разные коленца, взглядами и недомолвками давала понять, что уже обсудила меня с Молли Би, полностью ее одобрила. Потом, поглядев на меня, вдруг прямо-таки обмерла и приготовилась уединиться со мной, сплавив Молли Би обратно к Тигру. Но по окончании обзорной экскурсии я отослал их обеих, запер лавочку и отправился в центр города, где в одном кафе подают туристские праздничные отбивные за будничную цену, приемлемую для аборигенов. Насытившись, зашагал к набережной, в «Багама рум», где вас приветствует Джой Моррис: «Мы начинаем наше большое летнее представление, в котором участвуют певица Шейла Моррейн и Чуки Мак-Колл со своими «Танцующими островитянками»! По понедельникам закрыто».
Джой Моррис был безвкусным постановщиком унылых пошлостей и непристойных поз. Оркестр — сборный, очень громкий и очень усталый. Шейла Моррейн обладала настоящим милым скромным голоском, деревенскими ухватками и мимикой, а также поразительной фигурой (42–25—38), задрапированной в ткань, напоминающую мокрую паутину. Но Чуки и ее шестеро-в-одной-упряжке были хороши. Она распоряжалась всем: костюмами, светом, хореографией, реквизитом, тщательно отбирала девушек и безжалостно гоняла их на репетициях. За ночь было три выхода, и именно на танцовщицах и держалось все заведение. Адам Тиболт, владелец-управляющий, хорошо знал это.
Первое отделение продолжалось часа два с четвертью, и по крайней мере семьдесят человек пришли посмотреть восьмичасовое шоу. Я нашел свободный табурет в самом конце гудящей как улей стойки бара, постарался не замечать Морриса и Моррейн и сосредоточил все свое внимание на «Танцующих островитянках». Гардероб всех семерых можно было уместить в одном котелке. В потоках голубого света я хорошо видел Кэтти Керр, танцующую в унисон с остальными. Улыбка, застывшая на ее лице, была немного искусственной, стройное мускулистое тело двигалось легко, быстро и без видимых усилий. Ни одной складочки на теле, как у всякого хорошего танцора. Некогда их отращивать, нечего с ними возиться. Только влажный блеск упругой золотой плоти выдает скрытое напряжение. Усталый оркестр, как всегда, старался для Чук изо всех сил, особенно в той части представления, которая остроумно пародировала все подобные шоу на побережье.
Когда номер закончился, я послал Кэтти записку и перешел в кафетерий отеля. Через пять минут она присоединилась ко мне — в старенькой блузке, дешевой юбке и в ярком сценическом гриме. Мы заняли угловой столик. За стеклянной стенкой были видны освещенный бассейн и его вечерние посетители.
— Кэтти, я попробую выяснить, удастся ли что-нибудь сделать.
Карие глаза изучали мое лицо.
— Я глубоко тронута, мистер Макги.
— Трэв. Сокращенно от Трэвис.
— Спасибо, Трэв. Как вы думаете, что-нибудь получится?
— Еще не знаю. Но нам следует заключить что-то вроде соглашения.
— Какого рода?
— Джуниор Аллен нашел то, что прятал ваш отец. Если я узнаю, что это такое или чем это было и где он это взял, то, возможно, найдется человек, которому это принадлежит по праву.
— Краденого мне не нужно.
— Если удастся хоть что-нибудь вернуть, Кэтти, сперва я вычту свои издержки. То, что останется, поделим пополам.
Она немного подумала.
— Мне это кажется справедливым. Ведь иначе я не получу ничего.
— И никому не рассказывайте, о чем договорились. Если спросят, я просто ваш друг.