— С чем она не могла жить?
— Макги, думаю, можно без особого преувеличения сказать, что вы спасли ей жизнь.
— Но вдруг она не захочет довериться мне?
— Как и любому другому. Это тоже следствие душевного расстройства. Сомневаюсь, полезно ли ей оставаться здесь.
— Когда ей можно будет выходить?
— Я забегу завтра примерно в это же время. Тогда и смогу ответить на ваш вопрос. Давайте ей эти таблетки — по одной каждые четыре часа. Вы останетесь здесь с ней?
— Да.
— Омлеты, наваристый суп — столько, сколько она способна съесть. Если вдруг появится сильное возбуждение, пусть примет одну из этих пилюль. Уговорите ее поспать. И беседуйте с ней! Завтра подумаем о сиделке. Похоже, с ней скверно обращались, может, даже били, но у нее крепкий организм.
— Если я останусь здесь, кто-нибудь поднимет шум?
— Вы оба взрослые люди. И вы, Макги, не похожи на идиота-убийцу, который попробовал бы заняться с ней любовью при ее нынешнем состоянии. Я верю вам на слово. Это ускоряет дело. И уж если кому-либо не понравится ваше временное пребывание здесь в качестве санитара, скажите, что это прописал я.
— Я буду слишком занят по хозяйству, чтобы вести лишние разговоры.
— Она совершенно опустошена и разбита. Думаю, теперь проспит долго. Но лучше, чтоб кто-то был здесь, когда она проснется.
Пока Лоис спала, я собрал грязную одежду и постельное белье, отвез в город и сдал в прачечную. Накупил разной снеди. Когда вернулся, она лежала почти в той же позе, в которой я ее оставил, и тихо посапывала. До сумерек я прибирался в доме, время от времени заглядывая к ней.
В какой-то момент, войдя в спальню, я услышал тихий вскрик. Лоис сидела на кровати. Я включил свет. Она смотрела на меня широко раскрытыми и затуманенными глазами.
Соблюдая дистанцию в три метра, я произнес:
— Меня зовут Трэв Макги. Вам стало плохо. Здесь побывал доктор Рамирес. Он вернется завтра. Я останусь в доме, так что вы будете в безопасности.
— Я словно возвращаюсь откуда-то издалека. Я не видела снов, если только… если это не сон.
— Собираюсь приготовить вам немного супа. И дам таблетку.
— Я ничего не хочу.
Я зажег все лампы. Она разглядывала меня. Я уже знал, где что лежит, так что достал не слишком броскую ночную рубашку и халат из китайского шелка и разложил вещи у нее в ногах.
— Если вы в силах, Лоис, переоденьтесь и приготовьтесь ко сну, пока я сварю суп. Ванна вымыта.
— Что происходит? Кто вы?
— Мамочка Макги, — усмехнулся я. — Не спрашивайте. Принимайте все как должное.
Я разогрел консервированный суп, добавил в него сметаны и поджарил один тост с маслом. Когда я вернулся, она была уже в постели. Надела ночную рубашку и пижамную куртку. Свои спутанные черные волосы собрала на затылке и стерла с губ последние следы помады.
— Меня знобит, — сказала она тихим дрожащим голосом. — Можно мне выпить?
— Это зависит от того, как вы справитесь с супом и тостом.
— С супом — да, с тостом — нет.
— Вы можете есть сами?
— Разумеется.
— Примете таблетку?
— Что это?
— Доктор Рамирес сказал — слабый транквилизатор.
Я присел рядом. Она зачерпнула ложкой суп, ее рука дрожала. Ненакрашенные ногти обломались, на изящной шее лиловел старый синяк. Она нервничала, ощущая мой пристальный взгляд, поэтому я принялся болтать о том о сем. Ознакомил ее с умозрительной теорией Макги насчет туристов. Любому жителю Огайо, пересекающему границу Флориды, необходимо прикрепить к поясу металлический ящичек. Каждые девяносто секунд звонит звонок, и из ящичка выскакивает долларовая бумажка. Ближайший абориген хватает ее. Это полностью решает проблему чаевых. В местах, где скапливаются сотни приезжих, стоял бы постоянный трезвон.
Но Лоис было трудно рассмешить. Еще немного, и она бы совсем сломалась. Самое большое, чего я достиг, — это едва уловимая тень улыбки, быстро промелькнувшей на ее лице. Она справилась с двумя третями супа и дважды надкусила тост. Я отставил еду в сторону. Она прилегла и зевнула.
— Нальете мне?
— Попозже.
Она хотела что-то сказать, но глаза ее затуманились и закрылись. Через несколько секунд она спала. Во сне Лоис расслабилась и помолодела. Я погасил в спальне свет. Через час зазвонил телефон. Некто хотел продать мне симпатичную виллу в Марадон-Хейтс.
Пока она спала, я отправился на поиски личных бумаг и вскоре в гостиной за книгами обнаружил традиционную железную коробку. Она с готовностью открылась, легко поддавшись домогательствам согнутой скрепки.