Александр Шумов: Но вот в случае с Винкелидом. Там одни победили других, и это был решающий факт, это факт швейцарской истории, которую здесь никто не знает.
Вопрос из зала: Сергей Сергеевич, если разрешите, я хотел бы вернуться к той теме, которая уже обсуждалась, а именно о том, как из терминов бытие, инобытие, сущее вдруг неожиданно появляется разговор о духовном. Может быть, существует такая развитая философская традиция, которая делает это очевидным, а я по своей неграмотности не очень хорошо знаю этот вопрос. И мне кажется все это таким неким рациональным фокусом, который… при этом что происходит? Рационально помыслить иное бытие — это сделать его рациональным, привести его в то же самое бытие.
Сергей Сергеевич Хоружий: А где у меня был рационализм? Связь с речью о духовном никак не нуждается в рационалистических фокусах, она и без них возникает здесь просто и естественно. Едва разговор о концептах бытия и Инобытия затрагивает фундаментальные отношения человек — бытие или человек — Инобытие, переходит в дискурс действия и энергии, как это уже и есть разговор о духовном. Ибо оба отношения реализуются, актуализуются именно в духовной жизни человека.
Вопрос из зала: Не знаю. Вот как-то рассуждение мне кажется рациональным. Мне пришло в голову, что в этом смысле не пора ли терапевтически психоанализировать саму философию, в том смысле, что сама философия страдает от отсутствия каких-то сфер в своем рациональном дискурсе, а именно, если мы вспомним античное понятие о единстве красоты, добра и истины, и что потом в философии произошло разделение этих понятий. Упомянутый здесь Винкельман как раз пытался одну из этих сфер перевести в разряд рационального — и в результате эстетика стала сугубо рациональной областью. То, что Вы делаете, нельзя ли это назвать таким же описанием сферы духовного?
Сергей Сергеевич Хоружий: Вопрос упирается в принимаемый набор предпосылок, постулатов. Всякое рационализующее или редуцирующее представление предмета возникает за счет принятия (сейчас нам не важно, явного или неявного) соответствующих недоказуемых предположений, постулатов. Мы отлично знаем, в рамках какого набора постулатов возникла классическая эстетика. Сегодня мы этот набор расцениваем как предельно узкий, сужающий перспективу: как набор, очерчивающий такой вот любимый уютный огородик западного человека, в центре которого расположился алтарь для поклонения триединому божеству по имени Благо-Истина-Красота. В пределах этого огородика классическая эстетика и работала. Соответственно, если теперь переходим к моей антропологической схеме, надо попросту выявлять те постулаты, которые я в моей схеме явно или неявно принимаю, однако не обсуждаю и не доказываю. И призывать меня к ответу за них. Где у меня вот такие бездоказательные постулирования? В случае классической эстетики их искать не надо, они тогда сами объявлялись. Я их не объявлял, а Вы мне их можете назвать?