Лёха вскочил, краем глаза увидел убегавшую сестру и облегченно выдохнул. Схватил скомканное одеяло и швырнул его на барахтавшегося рядом мужика. Рыжий, выкрикивая что-то совсем уж неразборчивое, старался успеть сразу всё: поправлять шапку, съезжающую на глаза, беспорядочно махать перед собой дрыном и пятиться в сторону белобрысого здоровяка, который держал Тимоху. Стас, как-то почти по-девчоночьи вереща, неумело отбивался от насевшей на него парочки.
Из забытой всеми палатки на четвереньках выбралась одна из близняшек. Девушка, неслышимая в общем гвалте, умудрилась незаметно подобраться к белобрысому со спины.
- А н-на тебе, мудила лапотный! - взвизгнула девчонка и со всего маху приложила верзилу чем-то большим и металлически блеснувшим. Мужик владение походным котелком оценил и, закатив глаза, рухнул плашмя.
- Тимоху развяжи! - Лёха не смог разобрать, кто - Алёнка или Варя - вырубил здоровяка, не до того было.
Рыжий продолжал пятиться и отмахиваться от одному ему видимого врага. Лёха чуть присел и мощным ударом ноги в челюсть отправил противника, справившегося с одеялом, в продолжительный нокаут. Дрыноносец прекратив, наконец, вопить и пятиться, обернулся и оказался лицом к лицу с Тимохой.
- Трям, здрасьти, - недобро ухмыляясь, рявкнул освобождённый от пут парень.
Рыжий заверещал. Тимоха хлопнул ладошками - четко поставленным движением приложил противнику по ушам. Шапка слетела у рыжего с головы, взгляд его пьяно поплыл, и крестьянин, как-то удивленно всхлипнув, мешком свалился к Тимохиным ногам. "Минус три", - отметил Лёха и кинулся в кучу-малу на помощь Стасу.
- Лёха, в сторону! - раздался зычный крик друга. Тима, подхватив дрын, выроненный рыжим, подскочил к боровшейся у кострища троице и начал охаживать мужиков по спинам, по рукам и ногам. Рычащий клубок не сразу, но всё же развалился на составляющие.
Стас, всхлипывая, отполз в сторону, часто и испуганно вытирая грязной ладонью разбитую губу. Лёха подхватил добытые в схватке дубины и осторожно отбросил их подальше от палатки, где девушка неумело пыталась связать пару поверженных противников. Вывалянные в золе и пыли крестьяне, у которых отбили Стаса, сидели в сторонке, охая и жалобно стеная, но попыток отползти с поля боя почему-то не делали.
- Голицын, что за шум с утра пораньше? - раздалось из палатки. - Во что ты опять вляпался, милы...
Откинув полог палатки, Алёнка ошеломленно осматривала поляну и собравшихся на ней. Именно она, а не Варежка благополучно проспала всё сражение.
- Это что, нахрен, у вас тут случилось?!
- И тебя с добрым утром. Легкая разминка, малыш, - пробормотал Лёха. - Готовимся к съемкам. Я-я-аська! Сестру-у-унь! Выходи! Уже можно!
Алёнка выбралась из палатки и подошла к близняшке, занятой "упаковкой" пленников, и та сразу же начала шепотом посвящать сестру в подробности случившегося. Лёха обеспокоенно двинулся к кустам, сквозь которые Яська удрала в лес. Из зарослей послышался сдавленный писк, какая-то неясная возня и треск веток.
- Ясь, ты где? - Лёха, уже не на шутку встревоженный, ускорил шаг.
В кустах зашумело, и на поляну, неловко семеня, вышел плюгавенький мужичок. Левым локтем, крепко обхватив за шею, он прижимал к себе Яську, а в правой держал небольшой, но выглядевший опасно-острым, кинжал.
- Су-у-ука! - сквозь зубы взвыл Лёха, вспомнив про шестого, засевшего в кустах.
- Э-э-э, мужик! Слышь! Спокойно! - Тимоха стал медленно двигаться по дуге, заходя на плюгавого с фланга. Перемещаясь, он старался не упустить из виду заворочавшихся у кострища мужиков. - Отпусти ребенка, дядя, и спокойно всё обсудим.
- Не ребенок это, а бесовское творение! Изыйди, тьмы порождение! Тварь чужая, грозовая, рассыпься пеплом, порасти травой, утеки водой, во имя Великой! - понес плюгавый какой-то дурно зарифмованный бред.
- Хорошо, дядя, хорошо! Что ж ты так в бесовское творение вцепился! Можешь ведь и оскверниться ненароком, - подошедшая Алёнка замурлыкала с той тщательно выверенной интонацией, которую девушка использовала для охмурения. - Ты экзорцизм прочитал, мы сейчас его осознаем и обязательно рассыплемся!
- Никакие я кирцизмы не читал, демоница! Рассыпься! Именем Великой! - снова, но уже не так уверенно затараторил мужичок. - Сгинь, нечисть проклятущая, от Кровяной луны растущая, губящая живущее, порчу несущая! Время ночное, дурное, грозовое, пропади с рассветом, как роса летом!
- Да ты, дядя, прямо поэт! - таким же сладким, копирующим сестринский, голосом проворковала Варя, подойдя к Лёхе с другой стороны. - Стихи читаешь и не видишь, что рассвет-то уже наступил. Какая ж мы нечисть, раз все еще тут?