За короткое время я пересмотрела некоторые свои приоритеты. Странно, но находясь в Америке, я познала гораздо больше истин, нежели за все двадцать лет, что я провела в родных Нидерландах. И воздух здесь вроде грязнее. И люди грубее. Но каким-то образом, оторвавшись от родного дома, я смогла упорядочить свои мысли. Или же, может, дело не в моем местонахождении? Дело, должно быть, в людях. В родителях, которые то и дело не смеют упоминать о Крисе, словно его никогда и не существовало. Но вместе с тем, вещи в его комнате всё ещё не лежат нетронутыми. Кроме личного дневника, который я забрала себе.
Или дело в Агнесс, которой я даже не рассказывала о брате, последовав примеру родителей. По большей мере Агнесс даже не знает меня. Она видит то, что есть теперь, но ей не видно того, что находится за этой саркастичной холодной отталкивающей стеной. Ей стоило бы знать, с кем она имеет дело на самом деле.
Или дело в Питере, который взгромоздил себе на плечи груз моих проблем. Я рассказала ему больше, чем, наверное, следовало бы. Но мне нравилось, как он жалел меня. Нравилось то, что хотя бы кого-то я волную. Но его не хватило надолго. Вскоре Питер тоже желал быть услышанным. Когда он понял, что я не из тех, кто будет поддержкой, он перестал жалеть меня, стал указывать мне на мои недостатки. Каждое его замечание было справедливым, но стоило ли ему продолжать уничтожать мою личность, чтобы потом оставить больную мать на мои хрупкие плечи? Хотя, в то же время миссис Фэллер стала первым человеком, о котором я действительно заботилась.
- Даже не верится, что это уже конец, - ворчу я. Едва ли нахожу силы, чтобы подняться с кровати. Хватаю желтую смятую ткань платья, что беспорядочно валялась на полу возле кровати, отворачиваюсь спиной к окну и надеваю через голову.
Легкий холодок пробегает по моему позвоночнику, когда я чувствую чужие руки на бедрах. Прислушиваюсь к сердцу, но оно всё так же упрямо молчит. Всё, что я чувствую, это возбуждение, что новой волной проносится по моему телу.
- Думаешь, это конец? - его горячее дыхание щекочет мне ухо. Тяжело воздержаться от смеха. Моя кожа покрывается мурашками, всё тело напрягается, но сердце, словно превращенное в камень, не подает никаких знаков.
Дин обхватывает мою талию одной рукой и поднимает над землей. Я визжу, как умалишенная. Но через секунду я разражаюсь заливистым смехом, когда он бросает меня на кровать и нависает надо мной. Платье приподнято, а под ним нет ничего. Тем не менее, я не чувствую ни капли стеснения. Вместо этого я немного приподнимаюсь и награждаю парня поцелуем.
- А теперь мне пора собираться, - я ловко выскользнула из-под его крепких рук. Оказавшись у двери, я показала Дину напоследок язык, как маленькая нашкодившая девчонка, а затем вышла из комнаты.
И лишь оказавшись за пределами этой комнаты, в мою голову начал поступать кислород. Ко мне подкралось осознание того, что я вообще наделала. Немного поздновато и вообще как бы между прочим, но мне внезапно стало стыдно. Чем я вообще руководствовалась, когда только постучала в двери Дина?
Я сразу повернула голову в сторону соседней комнаты, где должен быть Эван. Он всё видел. Я даже помню его взгляд - такой пронзительный с неким даже укором, когда я повисла на шее Дина. Раньше я не замечала этого в его взгляде. Я вроде и проигнорировала это, но сейчас его темные глаза цвета ночи прожигают в моем подсознании большую дыру.
В долю секунды оказываюсь возле его дверей. Стучу. Он не открывает. В дверном проеме замечаю маленький клочок бумаги сложенный втрое. Аккуратно достаю его. Сердце молчит, но в горле почему-то пересохло. Чувствую, словно чем-то провинилась перед ним. Хотя, виновата я лишь перед собой за то, что снова жалею Эвана. Господи, когда же я стану хотя бы немного умнее?
«Уехал, как ты и просила. Но не сомневайся в том, что я ещё вернусь».
Холод прошелся по моей коже. Не уверена, что жажду возвращения Эвана в мою жизнь. Вчера я только почувствовала, что могу снова жить. Вчера я очнулась от ночного кошмара, что длился несколько лет. Проблема лишь в том, что погрузились в этот кошмар мы вместе, проснулись мы тоже не порознь. Только это же был лишь страшный сон, который имел последствия в реальной жизни. Нет Криса, нет Эвана. Есть я, Питер, Дин и дорога в Нью-Йорк. Это всё, что имеет значение. Мну бумажку и бросаю её у дверей.
По возвращении в комнату, я сбрасываю чёртово платье и залезаю в душ. Мне хватает десяти минут, чтобы очистить тело, но, к сожалению, не голову. Лишние мысли всё ещё мешают мне свободно жить.