С таким багажом Аркадий отправился в интернат. Будучи на хорошем счету у школьных учителей в плане образования и на плохом в плане поведения, имея сносные оценки почти по всем предметам и, более того, желая учиться многому и помногу, он вдруг столкнулся с привёдшей в неподдельную оторопь необходимостью кардинально упростить свои стремления и амбиции и сосредоточиться на крайне узком, ограниченном предмете, который, как ему сначала показалось, можно изучить за пару-тройку дней. Мириться он с этим не хотел, продолжив обучение по школьному курсу, и потому стал белой вороной среди сверстников, искренне недоумевавших, как можно, только что отделавшись от обязаловки, добровольно к ней вернуться. Но это несколько погодя, а сразу после переезда в другой город, недалеко и примерно на таком же расстоянии от столицы, когда сколь-либо знакомые лица опять исчезли, парень вновь испытал страх, растерянность и бессилие перед неизвестностью. Он привык к перемене мест, привык к казёнщине и неустроенности жизни, к ненужности себя кому-то другому, но как временами ему хотелось обратного! Аркадий никогда ещё не видел нормальной жизни в достатке и уюте, не знал, как должны жить люди, а посему это желание превращалось в стремление к прошлому, самому-самому детству, к дням, прожитым с папой и мамой в той комнатке, где он провёл детство. Те годы были для него лучшими годами жизни, и любое развитие он воспринимал как возможность с его помощью устроить нечто подобное в будущем, не беспокоясь о чём-то кроме.
Начав осваивать ремесленные навыки в навязанном деле, Аркадий, доросший до отрочества, стал понимать, как всё-таки он несвободен. Свойственные молодости отрицание, неприятие авторитетов, мятежность духа в его характере интересным образом слились с холодными и неукоснительными требованиями среды, превратив его натуру в бурлящий, но со всех сторон запаянный котёл. Как только в нём пробивалась малейшая брешь, изнутри вырывался неукротимый деятельный поток, сметавший всякие условности, однако именно постольку в узком, ограниченном направлении.
В любом замкнутом коллективе, составленном насильно и механически, всегда присутствует пренебрежение особенностями каждой конкретной личности, в интернате к нему примешивалось желание общества пожертвовать его воспитанниками ради собственного спокойствия. Зачастую пренебрежение оправдано пагубностью наклонностей индивидов, однако Аркадий был не из таких, он не был жертвой, а посему не думал вливаться в искусственную иерархию, согласно которой находился в самом низу.
В конце концов оторопь от снижения интеллектуальных требований в учёбе переродилась в подростке в животную, тщательно скрываемую надменность, презрение к окружающей действительности. Однажды ночью после нескольких месяцев на новом месте, лёжа на втором ярусе кровати, которую он ни с кем не делил, но из принципа спал там, где выше, Аркадий с ещё детской серьёзностью поклялся самому себе во что бы то ни стало добиться успеха в жизни, пусть для этого ему придётся убивать. Но убивать впоследствии не пришлось, он оказался достаточно умён, чтобы понапрасну не бодаться с социумом, а после вообще смягчил максималистское отношение к реальности, благодаря чему действительно добился немалых успехов, но, конечно, не тех, коих алкал в юности.
Умный отрок в глупом месте
Масса происшествий случилась с Аркадием за время трёхгодичной учёбы в училище, в том числе получение первых документов, обернувшееся для него шекспировской трагедией. Выяснилось, что он забыл, точнее, никогда не знал своей настоящей фамилии. Когда женщина оставила его в приюте, она сообщила все данные мальчика. Там её знали, но никогда не употребляли, он был просто «Аркадием», работникам детдома и в голову бы не пришло, что такое могло случиться, а должно, учитывая, на какой ступени развития находился только-только попавший к ним ребёнок.