Выбрать главу

Вполне возможно она так и не поняла, что именно происходило между ней и пареньком, что он к ней испытывал, и поэтому, или по чему другому, особенно заносчиво себя с ним вела, сама не имея соответствующего опыта. Бедный мальчик не знал, как с ней обходиться. Сколь он был уверен в себе при общении со сверстниками мужского пола, столь же он оказался сейчас беззащитен перед этим мелким противным существом, к которому так нечаянно привязался сердцем. Аркадий молча сносил от неё всё: оскорбления, нападки, «дружеские» тычки, в которые та порой вкладывала все свои тщедушные силёнки; бегал исполнять не только её поручения, но и просьбы её матери и особенно отца. И хорошо, что тогда у него за душой не имелось ни гроша, ведь не было ни работы, ни родственников, у которых можно попросить денег, иначе все их он бы бездумно, нисколько в том не сомневаясь, спускал на это чудо. Но несмотря на такое положение дел в конце весны, почти всё лето и первый месяц осени их часто видели гуляющими вместе, Таня шла впереди, а за ней покорно плёлся Аркадий. Так у парня вопреки всем перипетиям судьбы обнаружилась чистая, красивая и доселе доверчивая душа, из него вырастал хороший человек, пусть с особенностями, наложенными современным ему обществом, сиротством и отсутствием должного образования.

А потом почти без осени настала затяжная зима, со своей первой любовью Аркадий виделся всё реже и реже, да и преподаватель потерял к нему былой интерес. Будучи человеком чувствительным и предвкушая длительную, а то и окончательную разлуку с любимым учеником, который вот-вот окончит обучение, он стал реже приглашать его к себе, чтобы она прошла как можно спокойней. Лишь раза три молодой человек прогулялся с Таней в светлые морозные январские дни, уже ни о чём не думая, просто по привычке, удивляясь тому, сколь неизменной остаётся его спутница, ведь сам он за время их знакомства сильно переменился, многое открыл в себе самом, стал объективней смотреть на вещи и в свои неполные 17 лет готовился через несколько месяцев покинуть ремесленное училище, школу-интернат и попасть по распределению на какой-то завод. Какой, он сам толком ещё не знал.

Пока обошлось

В пятый раз в своей жизни Аркадий претерпевал полное переиначивание её уклада, оказавшееся менее кардинальным, чем предыдущие, даже в чём-то монотонным то ли от его привычки ни к чему не привязываться, то ли от несущественности произошедших изменений. Завод, куда его распределили, располагался за две тысячи километров от столицы, чего, однако, парень почти не ощутил, настоящими друзьями, разлука с которыми могла бы опечалить, он доселе не обзавёлся. Быт же существенно улучшился. Ему предоставили отдельную просторную комнату в новеньком заводском общежитии, поставили в очередь на получение квартиры и стали платить немалую зарплату – эти обстоятельства привели Аркадия в эйфорию. Он чуть ли не впервые в жизни держал в руках деньги, определённо впервые имел возможность для уединения, гнёт принуждения к чётко регламентированному существованию существенно ослаб, осталась лишь необходимость сохранения видимости общественной жизни молодого советского гражданина и, собственно, сама работа, так что парень ощутил себя почти свободным человеком. Иногда тихими вечерами, обдумывая свои достижения, он с наивной гордостью представлял себе, как будет рассказывать о них внукам, даже не задумываясь, что через 50-60 лет поездка за две тысячи километров, полученное им жильё, зарплата, и вообще все те блага, которые неожиданно на него свалились, будут казаться им сущими мелочами.

С работой у Аркадия сложились довольно странные взаимоотношения. Учась, он легко и просто усваивал преподаваемые ему навыки, не заботясь об их сохранении, упорядочивании и совершенствовании, считая те, и не без основания, слишком простыми, примитивными, чтобы тратить на них время. И вот теперь в должности подмастерья Аркадий оказался в сложной ситуации: привыкнув к определённому превосходству в знаниях, нарушенному только однажды, в первые месяцы пребывания на работе он чувствовал себя абсолютным бездарем и неумехой. Всё, что ранее казалось таким простым и никчёмным, на деле выходило затейливым, а, главное, тяжёлым и утомительным занятием, особенно вследствие того, что требовало каждодневного исполнения. Его непосредственный начальник, которого все звали «дядя Вова», не отличался терпением и лояльностью к новичкам, считал, что, придя на завод, они уже должны всё знать и уметь, а посему постоянно гневливо кричал на парня и третировал, время от времени нервно поправляя его поделки, совсем отклонявшиеся от стандарта. Это был человек, нашедший себя в той примитивной деятельности, которой занимался, считал её некоего рода откровением, хотя втихомолку, как то обычно бывает, мечтал о чём-то гораздо большем, а посему никого ничему научить не мог по определению. Аркадию пришлось самому выбираться из ловушки, которую он отчасти создал сам. Почему так происходит, что самые тяжёлые испытания выпадают на детскую пору, после чего сопротивление внешних обстоятельств спадает, и человек, переживший главные разочарования в своей жизни в начале пути, закалённый, в зрелом возрасте становится неосознанным врагом для окружающих и, прежде всего, для родных людей? Справиться с возникшим затруднением парню составило гораздо меньше труда, нежели, например, в своё время смириться с обстановкой школы-интерната. Он сделал это походя, а потому не лучшим образом, он не озаботился о результате, в его натуре открылась способность к пренебрежению, ведь ранее Аркадий, как сирота, вполне объяснимо привязывался ко всему, до чего дотягивалась его детская душа. С чего вдруг так вышло, что пусть и малоулыбчивый, и невесёлый, но добрый и душевный парень позволил себе пренебречь одним из, казалось бы, самых важных обстоятельств жизни любого человека – работой? Он сравнил себя с другими и обнаружил, что ничем не хуже их, а в чём-то даже лучше, например, того же дяди Вовы, однако при этом лишён многого из того, что есть у них. Самолюбие до конца не победило здравый смысл на протяжении всей его жизни, однако стремление быть лучше прочих порой заводило Аркадия Ивановича гораздо дальше обыденной борьбы за выживание. Если что-то касалось лично его или его близких, никаких компромиссов он не терпел, даже к более слабым не проявлял снисходительности, лишь время от времени вспоминая о том, что сам некогда стоял на их месте. Но не стоит путать это с эгоизмом, мелочным эгоизмом, хоть сие и весьма сходные состояния. Самолюбие Аркадия было широким, потому и не победило, он любил не любоваться собой, а пребывать в состоянии, которое точней всего можно назвать состоянием всевластия. Он не тешил себя иллюзией подчинить своей воле всё и вся, однако там, где пребывал в этот конкретный момент, он старался контролировать каждый жест, вздох, поворот, взгляд, движение, изменение, которые пусть и происходили не по его желанию, но никогда не оставались незамеченными. Вместе с тем ещё оставалось место для свободы, парень ничего не втискивал в придуманные им рамки, у него хватало ума воспринимать всё как есть, а не навязывать другим свой мелочный порядок.