— Здесь, на полу, ляжем мы втроем. А ты, Паша, — на кровати Розалии Самойловны. — И, немного помолчав, добавил: — Утром расскажешь, какие сны тебе на её кровати приснились.
— Нет уж! Я — на полу! — запротестовал Кольцов.
— Ты не спорь, Паша! — насупился Кириллов. — Ты ведь еще не знаешь, с кем споришь. Правобережная группа войск больше не существует. Но я не остался без работы. Со вчерашнего дня я — заместитель Менжинского и возглавлю контрразведку. И так получается, что ты на данный момент являешься прямым моим подчиненным, и возражать мне не имеешь никакого права.
— Ну а если по-человечески? — не унимался Кольцов.
— И по-человечески тоже. Будешь спать, где велел. Имей в виду, я жутко строгий начальник, — Кириллов сделал свирепое лицо. — Еще не раз пожалеешь, что попал под мое начало.
— Спасибо, что прояснил мое будущее, — улыбнулся Кольцов. — А теперь — серьезно! Вы ведь разговаривали с Менжинским обо мне. И, стало быть, ты что-то знаешь…
— Немного. Он спрашивал, что я знаю о твоем пребывании в плену у Нестора Махно. Я честно сказал, что почти ничего… Как-то не привелось с тобой об этом поговорить.
— Ты думаешь, это как-то связано с моей новой командировкой?
— Не знаю, Паша. Всего лишь предполагаю…
— Ну и поделись.
— Не могу. Это в конце концов не этично. Менжинский ничего не поручал мне. Он сам тебе всё расскажет. А может, и нет, если у него уже нашлась для этой командировки другая кандидатура.
— Жестокий ты человек, Андрей Степанович. Думал, высплюсь от души. Да какой теперь сон? Всю ночь буду гадать, что за командировка? — укорил Кириллова Кольцов.
— А ты не особенно ломай голову, — посоветовал Кириллов. — Обычная поездка в войска. Не лучше и не хуже других наших поездок. Ну, может, с некоторой изюминкой…
— Ага! Значит, знаешь.
— Повторяю для тупых: предполагаю.
— Ну, ладно! Если «с изюминкой» — тогда успокоил. Будем спать!
* * *Три плацдарма вдоль Днепра: Каховский, Великой Лепетихи-Рогачика и Никопольский — на карте выглядели небольшими продолговатыми пятнами. Но именно на них были обращены взгляды всех армейских командиров, своих и чужих, а также политиков, начиная от Ленина и Троцкого и заканчивая руководителями стран Антанты.
Несколько месяцев Врангель предпринимал отчаянные попытки ликвидировать их и прочно утвердиться как на левом, так и не правом берегах Днепра. Не получилось. И теперь именно здесь начинался последний акт Гражданской войны.
Вторая конная армия Филиппа Миронова[5] и Первая конная Семена Буденного[6] в конце октября перешли в наступление. Их поддержали другие воинские соединения. Натиск был столь дерзкий и стремительный, что войска Врангеля, длительное время ожидавшие реши тельных действий красных, были ошеломлены. Началось отчаянное отступление.
Особенно трудными эти бои оказались для Первой конной армии Семена Будённого. Сутки назад она завершила тяжелейший рейд из Польши. Более шестисот верст конница пробивалась по территории, занятой войсками Симона Петлюры и различными бандитскими батьками и атаманами. Вступала в схватки, шла без сна и отдыха, месила грязь. Торопилась. Голодали бойцы, голодали кони. На всем протяжении пути их поливали косые осенние дожди. А потом ударили морозы. Наконец, добрались до Берислава. Но уже ночью их переправили на левый берег Днепра, в Каховку. Не успели устроиться в каких-то полуразрушенных пустых амбарах, конюшнях, сараях, как на рассвете их подняли по тревоге.
Глядя на свое измученное, оборванное, посеревшее от недоеданий и морозов войско, стоя на тачанке Семен Будённый, сам еле ворочая языком от усталости, сказал:
— Браточки! Я был с вами все это каторжное время. Так же, как и вы, мерз, голодал, недосыпал и ходил под вражьими пулями. Самое бы время — в баньку, а потом на сутки в клуню на духовитое сено. Эх! — он даже вздохнул, представив себе эту простую мечту: всласть отоспаться. И с разочарованием в голосе продолжил: — Но не получается. Нету у нас с вами на эти радости никакого времени! — взмахнув рукой с нагайкой, Будённый указал куда-то вдаль: — Может, сто, может, триста верст осталось до самого конца войны. Не проспать бы нам эти счастливые минуты! Не то другие завершат это братоубийство. Они, а не мы, будут торжествовать и радоваться победе. А мы окажемся сбоку припеку на этом празднике. Вот в задачке и спрашивается: как нам быть? Может, поспим еще часок-другой или через силу, через «не могу» выступим на барона за ради великой революционной цели!
Торжественная музыка митинговых слов! Лишь одна она, облеченная неведомой магией, способна сотворить нечто, неподвластное обычным словам. Она могла послать в бой тысячные массы. Но тут и она дала осечку.