Я вскочил. Оделся наспех. Схватил оружие. И мы с Петлюровцем ринулись в центр событий.
Фокус страстей располагался на сельской околице, где под замком ждали своей участи активисты. Палили там не в кого-то целенаправленно, а в воздух. Орали от избытка чувств. Больше всех метался взбешенный Коновод, грозил окружающим страшными карами, обещал без разбора поставить к стенке по принципу «На кого бог пошлет».
– Что стряслось? – спросил я у Батько.
– Так активисты ночью утекли, – негромко произнес «первый министр», опасливо оглядываясь на Коновода. По-моему, его больше волновали вовсе не беглецы, а не совсем вменяемое состояние главаря.
– Все? – удивился я.
– До единого. Как в аптеке – утекли до капли – Батько хохотнул.
– Как это? – не понял я. – А охрана?
– Так порезали балбесов. Аккуратно так нанизали на ножик, как черкес мясо на шампур.
– Как порезали? Большевичков что, даже не обыскали? – возмутился я.
– Да обыскали. То не они. То им с воли подмогли. Сами бы никогда не освободились.
– Погоню послали? – деловито осведомился я.
– Послали. А толку? Они места лучше знают. Вон если в шахты нырнут, то там никто не найдет.
– Да уж, – согласился я.
Про шахты я знал не понаслышке. Пришлось одно время поплутать по ним всласть, по заброшенным и аварийным. Врагу не пожелаешь такого счастья.
Шум и стрельба еще немножко продержались. Равно как и бессистемная дурная суета, когда все бегают не для результата, а исключительно движения ради, потому как надо демонстрировать воодушевление, иначе сам становишься подозрительным.
Через час все окончательно угомонилось. А меня попросили явиться в штаб. Там собрались «ближники» с Коноводом. Обсуждали, понятное дело, дерзкий побег приготовленных на заклание агнцев.
– Кто ж им пособил? – Коновод угрюмо и подозрительно обводил взором собравшихся. – Эх, предательская душонка затаилась где-то рядом… Ну, «министры», кто актив в степь выпустил?
И он почему-то уперся глазами в меня.
– Не я, – мне оставалось лишь усмехнуться.
Заработал в ответ яростный взор. Потом Коновод начал толкать речь, торжественно, пафосно и зло:
– Иуда за каждым углом. Может, и ты. А может, он на место мое прицелился и думает, как мне пулю в спину вогнать!
Батько, в которого он ткнул пальцем, изумился искренне, но без опаски:
– Ты чего это, директор?
Но Коновод лишь махнул рукой и проскрипел:
– Доверять могу только самому себе. Больше некому.
– Ну, тогда и тебе не будут доверять, – вставил я свое слово, не намереваясь и дальше подыгрывать главарю. – А в наших делах доверие – главное.
– Слишком уж ты образованный, как я погляжу, – протянул Коновод.
– Скорее начитанный, – улыбнулся я. – Из учительской семьи.
– Ну если образованный, вот и объясни, как же нас так опозорили принародно?
– Виной всему анархия. Как у батьки Махно, – заявил я.
Действительно, войско жило по своему разумению, командиров не шибко слушало, творило что хотело. Караульная служба в убитом состоянии. Квалифицированные диверсанты могли бы легко вырезать всех.
– Ты Махно не трожь! – взвился Коновод. – У него порядок был! Да еще какой…
Лицо его передернулось. Видимо, досталось ему на орехи в период службы у легендарного крестьянского вождя.
Коновод тяжелый разговор прекращать не намеревался. Сыпать соль на раны себе и другим доставляло ему противоестественное удовольствие. Но это истязание прервал измотанный гонец. Рука его была перевязана наспех, на ней проступали пятна крови.
– В Дмитровке войска ОГПУ! – крикнул он, держась за израненное предплечье. Он еле стоял на ногах, доскакал только на воле и упрямстве. – Наших всех перебили! Завтра здесь будут!
Коновод вскочил, больше не обращая внимания на гонца, крикнул:
– Поднимаем людей! Уходим!
Где-то через пару часов вся ватага, кто пьяный, кто голодный и злой, а кто из-под теплого бабского бока, собралась в подобие колонны. Пешие и конные, вместе с обозом, наши бойцы потянулись по главной улице села.
Тут начала собираться и вскипать людская толпа. До селян дошло, что их бросают. А на подходе Красная армия.
– На кого ж нас, сирых, оставляете?! – послышались возбужденные крики.
– Мужики пущай с нами идут! – кричал в ответ своим громовым голосом Батько. – А бабы – бегите!