Мне она совсем не нравилась. Но, все равно она была прекрасной.
Ее белокурые волосы светились, над головой парила ароматная дымка. Она пахла мускусом и розами. Ее глаза были такими чертовски яркими, что казалось, будто они горят, как неоновые.
Мужчины с Марса, — как говорится. — А женщины — с Венеры. Ну, иногда это просто не тот случай. Война на одной стороне, любовь — на другой. Иногда случается, что именно женщина хочет завоеваний, если говорить о сексе. Хочет секса так, как хотят его мужчины. Не хочет, чтобы их водили по ресторанам, не хочет гулять по паркам, держась за руки, и получать цветы на День святого Валентина, целоваться, ее не волнует вся эта любовная чепуха.
Она хотела, чтобы хотели ее. Такое не каждый день встретишь. Меня это заинтриговало.
— Знаю, о чем ты думаешь, — сказала она мне.
— Что?
— Знаю, о чем ты думаешь. Ты же играешь в игру, да? Почти все вы так делаете.
— Какую игру? О чем я думаю?
Все ее лицо засияло.
— Ты думаешь: «Да или нет?»
Я посмотрел на нее. Я ни хрена не понимал, о чем она говорит.
— Что да или нет? — промычал Джон.
Он уже успел напиться в стельку.
Она оценивающе осмотрела нас.
— Мертва она или нет?
Она потянулась за коктейльной вилкой, и я подумал: Нет!, когда она воткнула ее в левую ладонь, шлепнула, как мяч в бейсбольную перчатку, и внезапно я увидел, как маленькие зубчики показались с другой стороны.
Никакой крови.
Она не дрогнула.
Так и смотрела на меня, улыбаясь.
— Обманула тебя, да? Вас всех троих.
Тогда мы все выдохнули. Представляю, какой у нас был вид, когда мы стояли, разинув рты, и смотрели, как она вытащила вилку и бросила ее назад на тарелку Нила. Она так и держала руку поднятой и развернула ее, показывая нам проколы, на которых не было ни капли крови.
— Обманули? — сказал Нил. — Мадам, да вы скромничаете.
Вы должны понять, что нам эта девчонка показалась просто сногсшибательной, и не только по части внешности. Если в этом городе и были эксперты по различению живых и мертвых, то ими были мы, или, в конце концов, мы неплохо в этом разбирались. Но с ней у нас не было ни единой зацепки. Она была права. Она обвела нас вокруг пальца.
— Но кожа, — сказал я, — волосы?
— Дополнения к диете. Магний, витамин Е и, в основном, калий. Некоторые из нас учатся.
Она зевнула.
— Ну ладно, парни, кто из вас хочет закончить этот пит-стоп и продолжить?
— Подожди секунду, — сказал я. — Если ты мертва, то как ты пьешь… во что это ты, черт возьми, пьешь, и…?
— Ем осьминога? — она прищурилась. — Ты веришь во все, что слышишь? Что мы не можем сходить в бар, а вы можете? Что мы теперь не любим выпить? Покупаешься на все эти идиотские рассказы о том, как мы не можем есть ничего, кроме человеческой плоти? Разве это не то же самое, что сказать, что все ирландцы — пьяницы, а все черные с ума сходят по арбузу? Я надеялась, что вы, ребята, хоть что-то понимаете.
Я мог ее понять. Выросла в семье белых, как и мы, а теперь умерла и стала частью меньшинства — а в этом мы мало что понимали. Поэтому как мы могли судить ее?
— Сейчас общество изменилось, — сказал я. — У нас ходят слухи о вас, у вас ходят слухи о нас. Каждый из нас должен понять, что единственный способ с этим разобраться — это пойти на диалог.
— О, да, как это мило. Спустись на землю. Вы не хотите понять мертвых точно так же, как и мертвые не хотят понимать вас. Хотя у нас много точек соприкосновения, — она посмотрела на мои брюки чуть повыше колен. — Вот в чем дело, да?
Она все говорила правильно. Я подумал, почему живые так редко хотят об этом подумать. Мы всегда играем в какие-то проклятые игры.
— Да, — сказал я. — Именно в этом.
Она взяла с тарелки еще кусок осьминога и проглотила, не жуя.
— Хорошо. Кто пойдет со мной?
Вопрос предназначался нам троим, но смотрела она прямо на меня. Снова эти глаза. Прекрасные, безупречные мертвые глаза.
— Кто хочет почувствовать, что значит делать это… с такой как я?
Я допил и попросил счет.
— Она не шутит, — сказал я. Голос мой звучал уверенней, чем я был на самом деле. — Джентльмены? Нил?
Он покачал головой.
— У меня есть жена, ребята. Нельзя.
— Джон?
Он побелел. Казалось, можно услышать, как тикает его мозг, взвешивая все возможности, все «за» и «против». Потом он встал.