Он заглянул в её потрясающее декольте и подумал о том, что если он крякнется от гипертонии, ему больше никогда не облапать всю эту красоту. Она достанется какому-нибудь другому парню.
— Я схожу к врачу.
Собственно, он так и поступил, несмотря на всё своё нежелание.
Доктор Сеймур был боссом Энни. Судя по всему, у доктора было похмелье, но Билл не переживал. Энни ему доверяла. Доктор выписал ему два рецепта.
— Это на покупку диуретика. Понижает общее кровяное давление, крайне полезно при гипертонии. Но для такого чрезмерного давления, как у вас, нужно кое-что ещё.
Чрезмерное давление. Просто, блин, замечательно. Но тут Билл выдержал и совершил редкий для себя поступок — заткнулся и слушал специалиста.
— Вторая таблетка называется «Клонифил», — сказал Сеймур. — Принимаете дважды в день — после пробуждения и прямо перед сном. Это блокатор кальциевых каналов.
Тут Билл не выдержал.
— Мне вообще пофиг, хоть блокатор, хоть полузащитник «Нью-Йорк Джетс», лишь бы это давление стало чуть более вялым.
— О, за это не переживайте.
Неужто Сеймур ухмыльнулся?
— Правда у вас станет вялым кое-что ещё. Но давайте будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас приоритетом является ваше здоровье.
Билл осунулся. Ему не нравилась вся эта вялая тема.
— А не выпишите ли вы мне рецепт на…
— Виагру? Ну, разумеется. Но не раньше, чем через полгода. Ваш метаболизм должен акклиматизироваться к антагонистам кальция. Как я и говорил — будем решать проблемы по мере поступления.
Прекрасно. Буду полгода жить с членом на полшестого. Отстой. Всё это было несправедливо.
— Ситуация настолько серьёзная?
— Говоря врачебным языком, у вас четвёртая степень острой гипертонии, Билл. Пятой степени не бывает. Не будете принимать эти таблетки, и тонометр очень скоро покажет вам «ноль на ноль».
Билл взял лекарства. В любом случае, Энни была не настолько хороша в постели, чтобы убиваться. А Милли — просто прошмандовка, которая не всегда приятно пахнет. Полгода он выдержит. Но он никогда не позволит Эр. Джею увести его клиентов, в которых он вложил годы своей работы.
Только через его труп.
Билл во всём ценил порядок, поэтому он купил себе маленькую пластиковую коробку, в которую клал таблетки на день. В коробке было три ячейки — УТРО, ПОЛДЕНЬ и ВЕЧЕР.
Он почти ничего не заплатил за лекарства, его страховка покрывала их. Два бакса за рецепт. Ему не очень нравилось то, что теперь он вынужден глотать колёса — но если от этого зависела его жизнь? Ничего страшного. Таблетки спасут ему жизнь, как говорил доктор Сеймур. И большая часть «побочек» была практически незаметна. Кроме одной.
Из-за диуретика он ссал, как лошадь.
Ему приходилось вставать по пять раз за ночь. Как-то Энни пробормотала в полусне:
— Пока ты в сортире, по крайней мере я не слышу твоего храпа.
Так-так, расслабься, не горячись, — подумал он про себя, хотя его желудок свело от ярости и чувствуя, что мочевой пузырь вот-вот лопнет. — Держи себя в руках. Было бы неплохо её как-нибудь придушить, но пусть пока это остаётся фантазиями.
К тому же она замечательно готовила.
А лекарства между тем, помогали.
Его кровяное давление вернулось в норму, что его приятно удивило. Что его удивило неприятно, так это то, что он продолжал храпеть и говорить во сне. А каждое утро он выглядел так, будто его переехал грузовик.
Акклиматизируемся, акклиматизируемся, — повторял он себе. — Это займёт время. Как и обещал доктор Сеймур. По крайней мере, он чувствовал себя гораздо лучше.
В одну из ночей Билл проснулся во дворе своего дома, будучи одетым в пижаму и дождевик. Он пинал пуделя, принадлежащего какому-то старику, а пудель пытался прокусить его пижамные штаны и неплохо с этим справлялся, в то время как старый хрыч на них орал.
На следующее утро он проснулся от того, что его руки сжимали горло Энни.
Он душил её.
Было яркое солнечное утро, в окно его квартиры на двадцать третьем этаже дул прохладный бриз. В общем, всё было нормально, за исключением того, что Билл сидел верхом на Энни и душил её — да так сильно, что она уже не могла кричать. Его глаза раскрылись, и он почувствовал, как её ногти впиваются глубоко в мясо его щеки. Он взглянул на неё — лицо уже синело, её язык торчал наружу, как кусок мяса, как жирный, виляющий своим телом слизняк и услышал свой собственный вой и дикие вопли. Он увидел себя в отражении прикроватного зеркала — такого лица он ещё никогда не видел: алые глаза, безумная ухмылка, ухмылка над телом будущей жертвы.