Билл вбежал в ванную и включил воду. Правой руке досталось сильнее, поэтому он тёр её левой.
Плоть казалась мягкой, подобной свежему пузырю ожога. Будто под поверхностью его мяса скрывался гной.
Билл взглянул в зеркало. У его отражения были набрякшие мешки под глазами, а сам взгляд болезненный и раздражённый. Он раскрыл рот и увидел два ряда сереющих зубов, его дёсны и нёбо были обсажены молочно-белыми гнойниками.
Основание языка было чёрным.
Вот теперь он и в самом деле начал потеть.
Он сорвал свою пижамную рубаху. Кожное раздражение напоминало футболку с красными блёстками, надетую на его спину и верхнюю часть торса.
Билл испытал желание заорать, ему хотелось вбежать в комнату и крушить всё вокруг в припадке ярости.
Что с ним происходит? ВИЧ? Рак?
Как это с ним произошло?
Всего лишь за одну ночь.
Билл вырвал из головы клок волос. Кожа головы была такой размякшей, что он почти ничего не ощутил.
Ладно, — подумал он про себя. — Нужно вернуть себе контроль. Ты проснулся. Возьми себя в руки.
Билл дошёл до телефона и некоторое время крутил «Ролодекс» в поисках имени своего доктора, после чего набрал номер. Оператору колл-центра он сказал, что дело срочное, нет, спасибо большое, в больницу он не поедет, пожалуйста, пусть он перезвонит ему, как только окажется на месте. И да, он знает, что сейчас четыре часа утра. Я заплачу доктору за вызов в четыре часа утра, — сказал Билл. — Просто передайте ему.
А потом он включил диктофонную запись.
Поначалу был слышен лишь храп. И храп был обильным. Глубокий нутряной звук бесил его, внушал отвращение. А потом раздались всхлипывания — Господи Боже! Он и впрямь стонал во сне. Как будто кто-то сжимал его, мучал, делал его старым, слабым и жалким. Это было почти так же отвратительно, как храп.
После раздался булькающий звук.
Дышу, — подумал Билл. — Наверное. Просто омерзительно.
Наконец-то Билл услышал собственную речь.
— Я слыхал, что ты вроде бы всё поняла, — сказал он.
И тут же добавил что-то слабо и неразборчиво.
А потом произнёс:
— Ты должна была ожидать чего-то подобного.
Плёнка записывалась только в моменты фиксации звуков, поэтому было невозможно определить насколько продолжительны были интервалы между его фразами.
— Ты должно быть слышала группу «Грейтфул Дед», — сказал он. — У них была песня «Питер и Волк», ну ты её знаешь. «Я сказал лишь — заходи…». Все эти слова были бредом, в них не было никакого смысла.
Внезапно Билл из записи начал выть, вопить, барабанить по изголовью так громко, что ему пришлось убавить звук. До него как шрапнель долетали лишь обрывки фраз и отдельные слова.
— Ааааааа!… ты мне не, ты мне не… дерьмо! Дерьмо!….фффффуууааа!… ломай его! Прибей!… Дай сдачи!… уничтожь его полностью!…
Биллу снова пришлось выкрутить звук — его речь стала неожиданно тихой — пришлось дважды перемотать, чтобы понять о чём речь.
— Пусть Милли не помирает до расторжения брака. Судя по всему, будет куча грязищи.
«Не помирает» вместо «не покупает». Энни ошиблась.
Он не торговался.
Если честно, этот голос вообще не был похож на голос Билла. Слишком мелодичный. Это проявлялось в отдельных тонах. Билл не мог понять в каких конкретно.
Голос был почти… женским. Тихим и неразборчивым.
Он решил продолжить прослушивание, однако остаток записи представлял собой вопли и избиение стены. Неудивительно что соседи на него пожаловались.
Он перемотал плёнку и вновь послушал тот отрывок.
— Пусть Милли не помирает до расторжения брака. Судя по всему, будет куча грязищи.
Билл слегка отхлебнул скотч из бутылки, стоящей поодаль. А потом ещё разок. И ещё один раз — вдогонку.
Где же этот хренов доктор?!
Дрожа он свернулся калачиком в постели, зажав диктофон в обеих руках, как будто тот был каким-то блестящим металлическим плюшевым медведем. К сожалению, это не умаляло его мучений. Раз за разом проматывая плёнку — уже проваливаясь в сон, он понял, что речь идёт не о какой-то Милли, а о Вилли. Вилли — так его иногда называла Лора.
Лора, которая только что получила развод.
— Пусть Вилли не помирает до расторжения брака. Судя по всему, будет куча грязищи.
И тут, впервые на своём веку, он вспомнил, что ему снилось. Во сне он распадался, превращался в жижу.