Смельчаки, чтобы приобрести желаемое благо, не боятся опасности, рассудительные не отказываются от усилий. Трусливые и закосневшие в своем зле люди не умеют ни переносить тягот, ни восстанавливать свое благо; они довольствуются тем, что желают его. Добродетель же добиваться его у них отнята их трусостью, между тем как естественное стремление иметь его остается и у них.
Это желание, это стремление свойственно как мудрым, так и глупым, как храбрецам, так и трусам. Все они желают приобрести то, что может сделать их счастливыми и довольными. И только к одному люди, я не могу понять почему, недостаточно стремятся — к свободе.
Между тем свобода — это такое великое и прекрасное благо, что с потерей ее все бедствия приходят чередой, и даже те блага, которые остаются без нее, полностью теряют всякий вкус и всякую сладость, будучи испорчены рабством.
Единственно свободы не хотят люди и, как мне кажется, только потому, что если они действительно пожелали бы ее, то они ее имели бы; люди как бы только потому отказываются сделать это прекрасное приобретение, что оно слишком легко достижимо.
Бедные, несчастные французы![78] Неразумный народ, нация, упорствующая в своем зле и слепая к своему собственному благу! Вы позволяете отнимать у вас на глазах лучшую и прекраснейшую часть ваших плодов, грабить ваши поля, обкрадывать ваши дома и расхищать из них ваше старинное, отцовское достояние; вы живете так, как будто все это принадлежит не вам и как будто вы почитаете для себя большим счастьем держать как бы внаем ваше имущество, ваши семьи и самые ваши жизни.
И все эти бедствия, все это разорение и опустошение исходят не от врагов, но от одного врага, которого вы сами делаете таким могущественным, как он есть, за которого вы бесстрашно идете на войну, за величие которого /вы не отказываетесь итти на смерть.
Между тем тот, кто так властвует над вами, имеет только два глаза, две руки, одно тело и ничего такого, чего не имел бы самый простой человек из ваших бесчисленных городов. Преимущество, которое он имеет перед вами, это — только вероломство и предательство[79] и то преимущество, которое вы сами даете ему, — истреблять вас.
Откуда взял бы он столько глаз, чтобы следить за вами, если бы вы сами не давали их ему? Где бы он достал столько рук, чтобы бить вас, если бы он не брал их у вас же? Или откуда взялись бы у него ноги, которыми он попирает ваши города? Чьи они, если не ваши?
Откуда была бы у него власть над вами, если бы вы не давали ее ему? Как бы мог он нападать на вас, если бы вы не были заодно с ним? Что бы он мог сделать вам, если бы вы не были укрывателями того вора, который вас грабит, сообщниками того убийцы, который убивает вас, если бы вы не были изменниками по отношению к себе самим?
Вы сеете для того, чтобы он уничтожал ваши посевы; вы обставляете и наполняете ваши дома для его грабежей и краж, вы растите ваших дочерей для удовлетворения его похоти; вы воспитываете ваших сыновей с тем, чтобы он, — и это лучшее, что он может им сделать, — вел их на свои войны, гнал их на бойню, чтобы он делал их слугами своей алчности, исполнителями своих мщений и палачами веры ваших сограждан[80]. Вы надрываетесь в труде, чтобы он мог нежиться в удовольствиях и утопать в своих грязных и мерзких наслаждениях. Вы подрываете свои силы для того, чтобы сделать его сильнее и чтобы он мог еще туже держать вас в узде.
И от всех этих бедствий, которых не стали бы терпеть даже и животные, вы можете избавиться, если только вы не то что попытаетесь освободиться, но только пожелаете сделать это.
Решитесь не служить ему более — и вот вы уже свободны. Я не требую от вас, чтобы вы нападали на него и бились с ним, перестаньте только поддерживать его, и вы увидите, что он, как огромный колосс, из-под которого вынули основание, рухнет под собственной тяжестью и разобьется вдребезги.
79
80