Для завершения своего образования Ла Боэси поступил в славившийся своим юридическим факультетом Орлеанский университет. К этому времени под влиянием развития новых, капиталистических отношений и разложения феодальной системы происходило обновление в преподавании почти всех наук. В частности, в юриспруденции схоластические методы ее изучения явно отживали свой век. Новый подход к изучению права пропагандировался такими известными юристами, как итальянец Андреа Альчиато (1492—1550), впервые применивший гуманистические приемы при изучении юридических вопросов, в частности, метод филологической критики источников, или француз Кюжа (1522—1590), виднейший представитель филологической школы, выдвинувший в противовес схоластическим методам буквального и казуистического толкования вопросов права требование изучать юридические источники в связи с историческими условиями, породившими их. В Орлеанском университете было немало выдающихся преподавателей, среди которых выделялся своим критическим умом и принципиальностью Анн дю Бур (Anne du Bourg), примкнувший впоследствии к сторонникам французской реформации. Дю Бур был в дальнейшем назначен членом парижского парламента, где резко выступил против гонений на протестантов. Арестованный по приказанию Генриха II, он окончил жизнь на костре. Анн дю Бур произвел неизгладимое впечатление на Ла Боэси в его студенческие годы.
В Орлеанском университете Ла Боэси сошелся с некоторыми талантливыми и подобно ему увлекавшимися античностью студентами. Однако обращение к античности не было для них бегством в далекое прошлое; оно связано было с близкой им жгучей, животрепещущей французской современностью. Античность была для них той призмой, через которую преломлялось их восприятие настоящего. Она призвана была освящать их новые требования, или, выражаясь словами самого Ла Боэси из его трактата, о них можно было бы сказать, что они вспоминали о прошлом лишь для того, «чтобы по нему судить о будущем и мерить им настоящее»[83]. Возможно, что в этой насыщенной новыми идеями духовной обстановке Орлеанского университета и было написано «Рассуждение о добровольном рабстве».
По окончании Орлеанского университета и по получении степени лиценциата гражданского права Ла Боэси был назначен советником бордоского парламента. К этому времени, к 1554 году, он еще не достиг законного 25-летнего возраста, требовавшегося для вступления в должность, но особое королевское разрешение устранило это препятствие. В регистрах бордоского парламента сохранился протокол заседания от 17 мая 1554 г., на котором Ла Боэси были допущен к присяге и утвержден в должности советника парламента. Благодаря своим основательным юридическим познаниям, энергии и выдающимся моральным качествам Ла Боэси скоро занял видное место среди членов парламента. Ему давали ответственные и сложные поручения. Так, например, в конце 1560 г. Ла Боэси уполномочен был ходатайствовать перед королем о регулярной выплате постоянно задерживавшегося жалованья членам парламента. Он совершил с этой целью поездку в Париж, где по решению королевского совета был принят указ, урегулировавший этот вопрос. Во время этих хлопот Ла Боэси неоднократно встречался и вел переговоры с канцлером Лопиталем[84]. Позднее, в сентябре 1561 г., когда в области возникли серьезные волнения на почве столкновений между гугенотами и католиками, Ла Боэси назначен был парламентом для участия в умиротворении ряда местностей Гиени.
В 1557 г. Ла Боэси познакомился с Монтенем. Знакомство скоро перешло в исключительно тесную дружбу, описанию которой посвящена знаменитая глава «Опытов» Монтеня — «О дружбе»[85]. Монтень и Ла Боэси стали называть друг друга «братьями»[86]. Но дружбе этой не суждено было длиться долго. В 1563. г. Ла Боэси заболел, — предполагали, что чумой, — и через несколько дней умер, на тридцать третьем году жизни. Во время болезни Ла Боэси Монтень неотступно находился при нем и описал в письме к отцу последние дни своего друга, стоическое мужество, с которым он ожидал наступления конца, и его возвышенные беседы с близкими[87]. Ла Боэси оставил Монтеню свое самое ценное достояние — все свои книги и рукописи.
86
Таков был довольно распространенный в XVI веке обычай. Мы встречаем примеры его у Клемана Маро или у того же Монтеня, который стал называть свою последовательницу, мадемуазель Гурне, своей нареченной дочерью, и в. ряде других случаев.