1. Вера понимается здесь, как и всюду, не как теоретическое признание некоторых догматов, не как Fürwahrhaltung[13], как говорят католики (один из моментов веры, по мнению католиков), а как живая вера, как реальный строй всей моей души, всей жизни.
2. Тезис и особенно антитезис первой антиномии схематизирован. Христос никогда не говорит о предопределении как физическом детерминизме. Духовное предопределение — не физическое, а предопределение, осуществляемое в контингентности: и в моей свободе и в моем рабстве, но не физическом или естественном, а духовном, то есть в свободе выбора. Заключение антитезиса сказано в католической (и отчасти православной) формулировке, то есть рационализировано, поэтому заменяет мою духовную неустойчивость, мое существование как духовную неустойчивость в некотором Божественном равновесии — естественной психологической неустойчивостью, неопределенностью и неуверенностью. Христос же говорит именно об уверенности в некоторой неуверенности, об устойчивости Божьей в моей человеческой неустойчивости. Он освобождает от страха неуверенности: не бойся, только веруй, говорит Он.
3. Это замечание относится главным образом ко второй антиномии. Я уже говорил: кто никогда, ни разу в жизни не почувствовал непреодолимость веры и свое сопротивление ей, кто не почувствовал, что я, «как лошак несмысленный», противлюсь вере, которую вложил в меня Бог, кто не знает искушения и соблазнов, соблазнов не только мира, но и веры, тот еще не верит. Но кто никогда не радовался и не благодарил Бога за веру, которую Бог дал ему, — тоже еще не верит.
Антиномия последнего суда.
А. Суд в том, что пришел свет в мир, это значит: суд в том, что суда нет, так как верующий не судится, а неверующий уже осужден. Если сейчас я поверю в Христа, приму на себя Его бремя и иго, я уже освобожден от суда, если не поверю — уже осужден. (Замечание 1.)
Б. Суд есть. И не только есть, он уже совершился на небесах, и я скоро узнаю его: одни — сыны царствия, уготовленного им от создания мира (Мф. 25, 34), другие — сыны лукавого, плевелы, посеянные дьяволом, им тоже от века уготован вечный огонь (Мф. 25, 41). Когда придет мое время, я узнаю, к чему предуготовлен. (Замечание 2.)
Тезис и антитезис последнего суда в их последовательном развитии разумом переходят в свою противоположность:
Аб. Но веру дает Бог, вера не от меня, от Бога. Если Бог не дал мне веры, то как бы я ни хотел поверить, я не могу поверить. А если дал веру, то я не могу уже не верить, как бы эта вера ни была тяжела для меня и ни противоречила исполнению всех моих желаний и прихотей. (Замечание 3.) Если же вера не от меня, а от Бога, то и разделение на верующих и неверующих от Бога — от создания мира. Таким образом тезис А в логическом продолжении перешел в свою противоположность — в антитезис Б.
Ба. Но вечность не время, аналогия ее не временное продолжение, а сейчас. Если сейчас я поверил Христу, принял Его бремя и иго, то я — сын Царствия, освобожден от суда и уже спасен. Если отверг — плевел, посеянный дьяволом, осужден. Таким образом антитезис Б в своем логическом продолжении переходит в тезис А.
Третья формулировка антиномии:
А'. Если я поверил, я избран и спасен. Если не поверил — не избран и погиб.
Б'. Если я избран, то верю и спасен. Если не избран — не верю и погиб.
Четвертая формулировка антиномии:
А". Я верю, потому призван и спасен. То есть вера → призвание и спасение.
Б". Я призван, потому верю и спасен. То есть призвание → вера и спасение.
Для моего разума эта антиномия неизбежна, в конце концов она сводится к антиномии предопределения и свободы — об этом я уже говорил. Тезис и антитезис отожествляются верой. Рациональные разрешения антиномии — только приближенные, неточные попытки понять ее разумом. Например, можно сказать, что призвание — ratio essendi веры, а моя вера — ratio cognoscendi моего призвания. Эта формулировка все же не точная: интеллектуализирует и умаляет силу веры. Даже понимая под ratio cognoscendi онтологическое ви́дение, вера, если она движет горы, основание не только познания, но и бытия.
Антиномия возникает, потому что разумом я не могу понять вечности: я представляю ее как продолжение во времени. Тогда не понимаю и мгновения, то есть сейчас. Во времени я понимаю сейчас как геометрическую точку между тем, чего уже нет, и тем, чего еще нет, между тем, что я вспоминаю во времени, и тем, что я ожидаю и тоже во времени. Но реальное или ноуменальное сейчас разрезает и разделяет не время, а меня самого, грешника, на грешника, упорствующего в своих грехах, и на грешника кающегося, на сына Царствия и плевел, посеянный дьяволом. Все изречения Христа я должен понимать и интенсивно, и экстенсивно. Интенсивно: они сказаны именно мне и именно о моем сейчас; в моем сейчас заключены и вечная жизнь и вечная смерть, заключены потенциально, когда я думаю о них, рефлектирую, и актуально, когда живу и вижу их. Здесь уже переход к экстенсивному пониманию. Здесь тоже антиномия: α вечная жизнь; β вечная смерть. Первая антиномия (А/Б) противоречива для моего рефлектирующего ума, вера отожествляет оба тезиса. Эту антиномию я назову интенсивной. Тогда вторую антиномию (α/β) можно назвать абсолютно экстенсивной. Здесь я никак не могу отожествить оба тезиса, именно вера разделяет их: вечная смерть и осуждение не есть вечная жизнь и спасение. И если даже вечное осуждение понимать как бесконечно страшный миг, то в крайнем случае он может быть понят только как один из моментов вечной жизни и все же не тожественен ей: осуждение не есть спасение, и вечная смерть не есть вечная жизнь.