Эта тема очень большая. Например, непосредственность моих чувств и желаний далеко не несомненна. С первого взгляда кажется: то, что я люблю, — люблю, то, чего желаю, желаю и не могу любить того, что не люблю, и желать нежелаемого. Это неверно: я могу любить то, что ненавижу, ненавидеть то, что люблю, желать того, чего не желаю. Об этом говорил еще апостол Павел, а до него — Христос. Особенно ясно это в соблазнах. Что и кто соблазняет меня? Объект ли соблазна, или мысль от нем, об удовольствии, которое я могу получить, или бес — сила, которой я не могу противиться? Но сейчас меня интересует не это, я ограничу свою тему, меня интересует: кому я принадлежу: себе или не себе?
Если я спрашиваю: кому я принадлежу — себе или не себе, то ясно, что я уже разделен: я, принадлежащий себе или не себе, и я, спрашивающий, кому я принадлежу — себе или не себе, первого я назову своей душой и спрашиваю: кому принадлежит моя душа?
Тогда я вынужден ввести разделение: относительный, относительно-абсолютный и абсолютный субъект, потому что если я и не абсолютный субъект своей души, то все же я отвечаю за все свои мысли, чувства, желания, дела, на меня уже возложена бесконечная ответственность, я ясно чувствую и ощущаю ее в сознании своей вины, особенно же в сознании бесконечной вины без вины. И здесь возможны четыре ответа:
1. Абсолютный субъект моей души — я сам. Фактически этим отрицается различие относительного, относительно-абсолютного и абсолютного субъекта. Больше того: этот ответ или теоретический и практический солипсизм, или естественный, природный натурализм. В первом случае абсолютный субъект я сам как чистая воля или как трансцендентальная апперцепция, трансцендентальное Ego, трансцендентальный полюс интенциального отношения и в конце концов — как ни назвать и ни гипостазировать его — трансцендентальное ничто. Во втором случае я растворяю субъекта своей души, себя самого в своей наследственности, воспитании и природе. В обоих случаях этот ответ — гордыня, сама себя уничтожающая: если я принадлежу только себе, то уже не себе, а своему трансцендентальному ничто или естественной природе, в обоих случаях я отрицаю себя как лицо, личность.
2. Абсолютный субъект моей души — Бог. Здесь возможны три случая:
а. Абсолютный субъект уничтожает относительный субъект.
б. Абсолютный и относительный субъект совмещаются, взаимно помогая или мешая друг другу, а значит, взаимно ограничивая друг друга.
в. Абсолютный и относительный субъект абсолютно несовместны и все же совмещаются.
а. Наиболее последовательно исключение относительного субъекта проведено Спинозой: я как относительный субъект, а также как относительно-абсолютный существую только quatenum: поскольку или как будто. Это акосмизм — отрицание мира, вообще всего, кроме Бога. Но я существую не как будто, я ощущаю свою реальность грешника в грехе, в вине греха, в бесконечной вине без вины. Акосмизм по существу отрицает и грех — в Боге нет греха. Активное, хотя и полярно противоположное спинозовскому акосмизму проведение этой точки зрения — фатализм, превращающий человека в простой автомат. Но тогда и образ, по которому он создан, — автомат; слепой рок или естественная необходимость природы.
б. Синергетическое совмещение абсолютного и относительного субъекта: я и Бог; отчасти я, отчасти Бог; как сказал пророк Исайя: немного тут, немного там. Это фарисейский путь совершенствования. Если же я могу совершенствоваться, то имею заслуги. Но абсолютной свободы у меня тогда нет и не может быть: только отчасти я. Но и Бог, Который только отчасти Бог, — не Бог, не Вседержитель, Творец всего видимого и невидимого.
в. Относительный и абсолютный субъект, то есть я и Бог, абсолютно несовместны, как абсолютно несовместны святость и грех. Не может быть немного больше или немного меньше святости и так же — греха. Если есть святость — нет греха. Если есть грех — нет святости, они абсолютно несовместны; и все же совмещаются — мы говорим: святой Павел или святой Петр, и они действительно святы; но не так, как свят Бог. В Боге нет греха, и Бог не ошибается, а апостол Петр ошибался и грешил, в трудную минуту даже отрекся от Христа. Бог свят и праведен, а человек, самый святой, самый праведный, — святой и праведный грешник: Justus peccator[19]. Значит, в человеке совмещается несовместное: святость и грех. Вторая несовместность: за меня отвечает и ответственен или тот, кто меня сотворил, или я сам. Меня сотворил Бог — значит, Он и отвечает за меня и несет всю ответственность за все, что я делаю. Но я твердо знаю, чувствую, ощущаю: я виноват, виноват за свои грехи, виноват за своих ближних, виноват за всех, и самая большая моя вина, вина без вины — вина за то, что я существую, хотя я и не сам себя сотворил; именно потому, что не сам себя сотворил. Здесь тоже совмещается несовместное: абсолютная, полная ответственность Бога за все, а значит, и за меня, и моя абсолютная, полная ответственность за мой грех, за меня, за моих ближних, за все.