Что я могу? Я могу что-то делать. Но здесь, в делании, я еще далек от себя. Я могу чувствовать и желать. В чувстве и желании я ближе к себе. Я могу думать. Здесь, в думании, в некоторой мысли, почти бесплотной, беспредметной мысли я еще ближе к себе. Наконец, я уже ничего не могу: ни делать, ни чувствовать, ни желать, ни думать. Тогда я ближе всего к себе. И уже не к себе — к Богу.
Активен я или пассивен? В полной активности или грешу — выбираю выбор — или ничего не делаю, только воплю, беспредметно воплю. Этот вопль — молитва: воздыхание Святого Духа за меня (Рим. 8, 26). В полной пассивности или грешу — выбираю невыбор — или все делаю; потому что не я делаю — Христос во мне делает. И это тоже молитва. Где же моя заслуга? Ее нет, только вина. А заслуга одна: Христа.
Одна реальность для меня, истинная, полная реальность — молитва. Вне молитвы я сплю в невидении, в автоматизме мысли, чувства, повседневности. Только в молитве я абсолютно свободен, я что как ничто. Тогда Святой Дух неизреченными воздыханиями ходатайствует за меня, тогда активен ли я или пассивен, делаю я что-либо или ничего не делаю — не я делаю, не я живу, Христос живет во мне.
Могу ли я помочь Богу? Так же мало, как и помешать Ему. Могу ли я исполнять Божью волю? Так же мало, как и не исполнять. Но я могу думать, что я могу исполнять Его волю, что я могу помогать Ему. Тогда уже не исполняю Его волю, грешу.
Я грешник: на меня уже возложена Богом бесконечная ответственность, которую я не могу не принять — она уже возложена на меня — и не могу принять: она не по силам мне. Тогда бесконечная ответственность стала моей бесконечной виной: я могу только одно — грешить, само могу, я могу — грех. Когда я думаю, что исполняю Его волю, — грешу: не исполняю Его волю. Когда думаю, что помогаю или мешаю Богу, — грешу: не исполняю Его волю. Когда думаю, что могу препятствовать или не препятствовать Богу, помогать или мешать Ему, — грешу: не исполняю Его волю. Когда я знаю, что я ничего не могу, что я могу только быть виноватым, что я только виноват за себя, за моих ближних, за все; когда я знаю, что не я — Он все делает, все может, а я ничего не делаю, ничего не могу — ни помочь Ему, ни помешать, ни исполнить, ни нарушить Его воли, тогда исполняю Его волю: да будет воля Твоя.
Это знание экзистенциальное: оттенок оттенка некоторого акта мысли, акта ничто в ничто, в Божьем ничто, которое Он оставил мне, — смиренномудрие; не только смирение — оно может незаметно для меня перейти в фарисейство и лицемерие или в гордыню — а именно смиренномудрие: мудрое смирение и смиренная мудрость. Если подаренная мне Богом бесконечная ответственность стала моей виной без вины, так как я не могу ни принять, ни не принять ее, то я сам, своей волей уже не могу сказать Богу: да, так как не могу сам принять ее; и не могу своей волей сказать: нет, так как не могу сам не принять. Говорю ли я: да, говорю ли: нет — я лицемерю и грешу — не исполняю Божьей воли. Я не могу сказать Богу ни да, ни нет, я ничего не могу, ничего не говорю, молчу, это молчание — смиренномудрие. Я сам всегда хочу все понять, я сам и есть понимание. Свободным выбором я принимаю то, что понимаю, хотя бы понимаю непонятное как непонятное. Но это не смиренномудрие. Смиренномудрие — не понять непонятное как непонятное. Тогда я молчу. Это молчание — согласие: мудрое молчание, смиренномудрое молчание. Этим молчанием я говорю Богу: да, не сказав: да. Потому что всякое сказанное мною да — мое да, гордое, то есть глупое, или фарисейское, то есть лицемерное.
Макарий Египетский сказал: «смиренному некуда пасть; куда ему пасть? он ниже всех. Великая высота есть смирение». Если мне есть еще что сказать и я говорю: да — мне еще есть куда пасть. Если мне уже некуда пасть, я молчу; этим молчанием говорю да, не сказав да. Смиренномудрым молчанием я говорю Богу: да, не сказав: да, — исполняю Его волю. Если же Бог исторгает из меня вопль, я уже не молчу — воплю. Но воплем я говорю: нет. Кому? Богу, только Богу. Это радикальное нет, всякое другое нет — слабость духа, унылость или пошлая человеческая глупость. Я воплю, в сокрушении духа, в страхе, отчаянии и безнадежности я воплю к Богу, говорю Богу: нет, и Он мое нет обращает в да. Я сам от себя не могу сказать ни да, ни нет. Я могу только молчать или вопить. Молчанием, не сказав да, говорю да. Воплем, говоря нет, говорю да. Не я говорю: Бог обращает мое нет в Божественное да.