Мелкие хищники уже занялись тушами свиней. И с наступлением темноты запах крови привлечёт сюда более ужасных пожирателей трупов. Он не забыл о драках над трупами коровы и телёнка. Поэтому Форс соорудил перед дверью из камней нечто вроде баррикады, после чего решил разжечь костёр. Его не будет видно за стенами, и только птицы, летающие над головой, смогут заметить его.
Форс экономно поел немного сушёного зерна. Лура перепрыгнула через баррикаду и отправилась охотиться в сгустившихся сумерках. Однако Форс следил за своим костёрчиком, подкладывая дрова и всматриваясь куда-то во мрак. Под раскидистыми ветками древних орхидей танцующими огоньками носились светлячки. Он наблюдал за ними, утоляя жажду водой из фляги. Боль в ноге успокоилась до ровной пульсации, отдаваясь стуком в висках…
А затем Форс внезапно понял, что этот ровный ритм рождён вовсе не болью и не лихорадкой. Это был самый настоящий звук, пронизывающий ночной воздух, и эти тихие, хорошо слышимые размеренные ноты не имели никакого сходства с любыми ранее слышимыми им естественными звуками. Только что-то в них напоминало странную монотонную заунывную песню рыбака. Если что-то похожее на те серии звуков сейчас выстукивались на барабанах…
Форс рывком поднялся на ноги. Лук и меч были под рукой. Ночь, которая никогда не была такой тёмной, как для остальных, была мирной и пустой – если не считать этого далёкого сигнала. Но тут он прекратился, внезапно, почти на полуноте, похоже, окончательно. Форс догадался, что больше не услышит его снова. Что же этот сигнал означал?
Звук отлично разносился по этой местности – даже если у слушателей не было такой остроты слуха, как у него. Сообщение, посланное при помощи таких барабанов, вполне может быть услышано за много миль.
Ногти Форса впились в ладони. Откуда-то с далёкого юга донёсся едва заметный звук… настолько слабый, что, возможно, это было лишь порождением его воображения.
Но он не верил в это. Барабанщик получил ответ. Форс про себя отсчитывал секунды… пять, десять, пятнадцать… а затем снова наступила тишина. Он попытался разобраться в своих впечатлениях об этом рыбаке – и снова пришёл к тому же выводу – рыбак не был уроженцем этих низин, что означало, вероятнее всего, он – разведчик, исследователь с юга. Кто или что двигается сейчас в эти земли?
Глава 4
Четыре ноги лучше двух
Ещё до рассвета пошёл дождь, мелкий и нудный, который мог продлиться несколько часов. Рана Форса затянулась, и он постарался переползти в угол хижины, под защиту оставшейся части крыши. Лура, свернувшись клубком, прижалась к нему, и тепло её мохнатого тела служило единственным утешением. Но Форсу не удалось провалиться в тот беспокойный, с обрывочными грёзами сон, в котором он провёл бо́льшую часть ночи.
Он всё думал о предстоящем дне путешествия. Долгая ходьба пешком откроет рану, и, кажется, он уже начинал ощущать признаки лихорадки. И всё же он должен поискать пищу и лучшее укрытие. Да ещё этот барабанный стук… Будучи безоружным, ему хотелось поскорее убраться подальше от источника этих звуков.
Едва лишь посветлело, так, что можно было различить чёрную линию на белой бумаге, он достал обрывок карты и попытался определить своё нынешнее местонахождение – если на этом обрывке оно вообще значилось. Между большими точками были проставлены крошечные красные цифры – расстояния в милях Древних, если придерживаться дорог. По его расчётам он, наверное, в трёх днях пути от города – если, конечно, сейчас он находится там, где думал. Три дня путешествия для сильного и не уставшего путника, но не для хромого калеки. Если бы у него сейчас была лошадь.
Но воспоминание о Ярле и табунщиках выбросило эту мысль из головы. Если он заявится в лагерь степняков и попытается выторговать себе лошадь, то Звёздный Капитан прознает об этом. А неопытному новичку украсть лошадь из отлично охраняемого табуна – вещь почти невозможная, даже если бы он был полностью здоров. Но он не мог избавиться от своего желания, даже повторяя этот аргумент, полный здравого смысла.
Лура отправилась на охоту. Она вернётся с каким-нибудь трофеем. Форс подтянулся, стиснув зубы от боли, пронзившей весь его левый бок. Ему придётся сделать себе какой-нибудь костыль или трость, если он хочет двинуться дальше в путь. Среди дров, до которых он мог дотянуться, была часть ствола молодого деревца, почти прямая, и Форс отсёк сучья и ветки и обтесал его. С помощью этого импровизированного костыля он смог передвигаться, и чем больше он двигался, тем больше пропадала одеревенелость. Когда Лура вернулась, притащив в зубах жирного индюка с розовыми перьями, он был в более приподнятом настроении и уже готов был позавтракать.