Он закончил работать плеткой и взялся за стек с расширенным наконечником, напоминающий мухобойку. Он перевернул жертву, развел ей ноги и пару раз хорошенько хлестнул по вульве. Кушина дико визжала, но потом вдруг почувствовала возбуждающий жар между ног. В следующий момент Джирайя опустился на колени и начал зацеловывать и вылизывать ударенное место. Он так ловко орудовал языком, что Кушина умудрилась кончить несколько раз подряд, ощущая, что ей все мало.
Минато смотрел на все это, не отрываясь. Он нервно сжимал в руке стек, ему предстояло повторить все то же самое. И как только семпай сдал ему вахту, переволновавшийся парень не рассчитал силу и так сильно высек ее киску, что Кушина едва не описалась. Она орала от боли и дикого возбуждения. После он виновато вылизывал ее распухшие прелести, ставшие свекольного цвета между половых губок. Кушина лишь тихонько постанывала, пытаясь переварить необычные ощущения от таких истязаний. Она могла сказать пока с полной уверенностью лишь одно: они ее закаляют, как сексуально, так и морально. Никакие тяготы бордельной жизни больше не казались ей такими ужасными. Она может выдержать гораздо больше, она это знала. И ей бессознательно хотелось испытать себя, проверить, как далеко она способна зайти. Пускай ее пытают еще жестче, Кровавая Хабанеро не сломится, черта с два!
…После она получила еще порцию смачных шлепков по заднице, а вслед за этим Джи и его ученик поимели ее по очереди. Кушина так завелась, что просила еще и еще, выслушав в очередной раз от Жаба о том, какая же она горячая штучка.
***
В отсутствие ученика Джирайя не стесняясь продолжал пользоваться Кушиной, играть с ней в разные похабные игры, воспитывать поркой, а то и потчевать большим членом на завтрак, обед и ужин, пока хоть чуток не присмиреет. Привыкшая к регулярному изнасилованию Хабанеро, хоть по привычке и возмущалась, но уже охотно подмахивала в процессе. Это был добрый знак.
В один прекрасный день у них наметился явный положительный сдвиг. Джирайя с утра был в превосходном настроении и устроил ей «лучшие в мире» ласки. Попутно он развлекал ее восточной поэзией и сравнивал ее кожу с нежнейшим шелком, сосцы с лепестками роз, половые губки с половинками персика, а клитор с гранатовым зернышком. И все прочее в том же духе. Кушине даже понравилось.
Джирайя покрывал ее тело поцелуями, ласкал губами и языком «лепестки роз», «половинки персика» и «гранатовое зернышко», срывая с ее уст сладкие вздохи. Он забавно надул щеки и выдул воздух ей прямо в «персик», с фырчащим звуком вибрируя там губами так, как обычно взрослый развлекает младенца, щекоча пузико. Кушина засмеялась, ей стало щекотно и «охотно», она тут же увлажнилась, желая продолжения. На этот раз она не стала кочевряжиться, а просто позволила доставить себе кайф. Джирайя тут же воспользовался случаем и попробовал еще кое-какие приемы из тех, что та раньше не давала ему с ней испробовать: он прикусывал губки и оттягивал их в разные стороны, ставил засосы на клиторе, ублажал пальцами, растягивая дырку так и эдак, а под конец, когда сам уже был не в силах терпеть, дернул ее на себя, резко насадив на свой большущий член и энергично отодрал в свое удовольствие, мотая во всех направлениях под аккомпанемент ее восторженных визгов.
Кушина, не смотря на известную вспыльчивость и склонность к необдуманным импульсивным поступкам, была вовсе не глупа, а чаще просто неразумно самонадеянна. Позволяя себя объезжать этому старому развратнику, она шла на компромисс, во время которого не только начала разрешать себе получать удовольствие от классного секса, но и повнимательнее ко всему присмотреться и кое-что получше обдумать. Ей с самого начала не стоило пытаться сбежать отсюда столь спонтанно, не разобравшись толком что к чему.
— А ты здесь большая шишка? — хитро поинтересовалась Кушина, поглаживая после секса разомлевшего Джирайю. — Смотрю, ты здесь заместо главного.
— Да, я первый помощник директора, — довольно промурлыкал тот.
— Вот как… — хищно прищурилась Хабанеро. — А скажи, — начала она осторожно, продолжая поглаживать полностью расслабленное тело мужчины, — если бы я была твоей любовницей, ты бы мог сделать так, чтобы меня выпустили? — едва просив, она коварно ухватила зубами кончик его волосатого соска и оттянула, как он любил. (Еще этому извращенцу нравилось, когда партнерша делала ему засосы на мошонке, но уж этого она делать не собиралась.)
Кушина уже кое в чем разобралась и давно сообразила, что ее спасение находится исключительно в ее руках. Раз уж все равно ее будут иметь без спроса и согласия, то будет неплохо, если это будет кто-то ей полезный.
— Да, конечно, — пробормотал Джирайя, — будь ты моей любовницей, тебя бы уже выпустили.
— Вот и отлично, — она продолжила ласкать его с удвоенным энтузиазмом. — Я согласна, — шепнула она ему на ухо как можно сексуальнее.
— Ты просто прелесть! — улыбнулся Джи, повернулся на бок и крепко ее обнял. — Но есть одно маленькое «но», — он ласково и как-то извиняющееся на нее посмотрел. — Видишь ли, официально ты уже любовница младшего помощника Намикадзе Минато, а он делает то, что прикажет директор. А у того на вас обоих некоторые планы.
— Ах, так! Я еще должна проблемы этого мальчишки расхлебывать! — моментально вскипела Кушина и подскочила на кровати, наступив Джирайе ногой на грудь.
— Ты все не так поняла… — начал он, беря ее ножку своими широкими ручищами.
— А вот и правильно! — не унималась Хабанеро и в бешенстве его топтала, затем спрыгнула с постели, схватила халат и понеслась.
— Хотя… Не так уж и неправильно… — вздохнул Жаб, потирая оттоптанную грудь. — Ну куда же ты, Помидорка?
— К своему официальному любовнику! — гордо ответила та издалека, но развернулась и, просунув голову обратно в дверь, добавила, сверкая безумным взглядом жаждущего крови серийного убийцы: — И не смей называть меня Помидоркой!
— Горячая штучка! — в энный раз повторил Джирайя, глядя, как захлопнувшаяся за ней дверь едва не слетает с петель.
***
Намикадзе был в полном ауте: все эти экзамены и любовные разборки окончательно его доконали. Еще все окружающие от мала до велика считали своим долгом прокапать ему мозги. И Кушина сегодня не являлась исключением. Она налетела на него, подобно урагану, и выложила на одном дыхании, что он не мужик, а тряпка, что он не может свою любовницу защитить, что жить она теперь будет в его комнате, которая получше ее убогой каморки, но что при этом он интима ни фига не увидит, пока не пойдет к начальству и не добьется ее освобождения. И пусть тирада была местами непоследовательной и нелогичной, Узумаки была совершенно права и все тут.
Хабанеро умчалась, напоследок хлестнув парня по лицу каскадом своих огненно-красных волос, а он лишь тоскливо посмотрел ей вслед. Через пару минут Намикадзе в полностью расстроенных чувствах наткнулся на Джирайю.
— А она хотела стать моей любовницей, — сказал тот вместо приветствия.
— Можешь даже на ней жениться и завести детей, — удрученно пошутил парень.
— Быстро же ты сдаешься, — иронично хмыкнул наставник. — Будь она моей женщиной, я бы такого не допустил.
— Отлично, иди, поговори с моим опекуном, уж тебя-то он послушает.
— А самому слабо? — подначивал Жаб.
Но Минато был решительно не в духе и послал его куда подальше, даже не выслушав «кое-что интересное», что тот жаждал ему сообщить. Последнее заключалось в том, что Кушина, согласно условиям контракта, может быть освобождена от выполнения рабочих обязанностей в случае, если ее заработок превысит обозначенную ниже сумму. С начинающими проститутками такого не случалось, напротив, они чаще оказывались еще должны заведению, но Хабанеро с эротическими номерами, придуманными Жабом, удалось всех переплюнуть. Так что она уже даже переработала положенное и могла быть свободна. Хотя кого это волнует?
***
Последующие дни Хабанеро негодовала. Она так достала всех окружающих, что Хирузен приказал ее снова запереть. Джирайя благоразумно не влезал под раздачу, так что Кушина по полной программе принялась отрываться на Минато. Нервы у того сдали, и он со злости сделал такое, чего потом долго стыдился: оттащил девицу и бросил к первым попавшимся клиентам, заявив, что те могут делать с ней, что захотят причем бесплатно. А если та станет ломаться, то он лично выпорет ее. Узумаки сперва даже притихла: таким она его еще никогда не видела.