Они шептали о перемене: ветер останется тут немного, а потом полетит, срывая снег с холмов. Это были последние вдохи зимы, холодные вдохи смерти. Борьба смены времен года всегда была яростной. Но весна с ее нежным теплом и зеленью все равно победит.
Запах жареного мяса доносился из деревни за ним. Он пошел по следу сладкой плоти лани, как только уловил его.
Люди на редкое годились, но еду готовили волшебно. Мясо пело в их руках, и это почти стоило всех их слабостей.
Сайлас обходил сугробы. Его вес погружал его до локтей, но он прыгал, и лапы не касались дна. Наступил рассвет, тихий час утра, когда все мелкие существа ощущали себя безопасно. Они верили, что хищники уже ушли, а охотники еще не пришли в сером свете.
Но сила Сайласа была куда больше, чем у обычного кота.
Он замер, ветер дул по его ушам, принося шум чавканья. Он пошел на звук, его ноздри раздулись от запаха крови.
Заяц сжимался под кустом. Ветер сделал ямку в сугробах, открыв кору. Сайлас погрузился так, что снег задел его подбородок. Он пристально смотрел на зайца.
Заяц оторвал полоску коры и хрустел ею. Белая шерсть, как он думал, скрывала его. И он не ощущал на себе взгляд.
А потом застыл.
Это была игра охотника и жертвы: их тела были напряжены, готовы к бегу. Сайлас смотрел, как заяц шевелит усами у носа. Заяц застыл, как камень, но мог сорваться от малейшего движения.
Сайлас выждал еще миг, наслаждаясь паузой перед охотой. А потом он бросился.
Его сильные лапы несли его по снегу. Жалящие волны белизны вылетали из-под лап зайца. Он бросился влево, вправо, снова влево. Но Сайлас знал, как лучше догонять его. Когда заяц бросился вправо, он был уже готов. Он уже был там.
И гонка резко прекратилась.
На шее зайца было красное пятно, где его схватили челюсти Сайласа. Но остальной мех был целым. Его мех был густым, защищал зимой, и его плоть должна быть нежной.
Да, он будет отличным подарком.
Сайлас повернулся к деревне. Большое каменное логово в горах. Скалы обрамляли его, как рога оленя, присыпанные снегом.
Драконесса ушла. Сайлас проснулся от вести… хотя он расстроился, что она не забрала с собой Меченого. Он был на кухне с первыми лучами, набивал сумку для пути. Воздух вокруг него был жарким.
Сайлас задержался на пороге на миг, радуясь ярости, исходящей от плоти Меченого. Он заслужил эту горечь. Как он посмел подумать, что можно прийти и рявкнуть приказы их Тэн? Как он посмел так с ней говорить? Она не склонится, она не поддастся.
Меченый приносил лишь беды. Да, он заслужил свой гнев.
Сайлас смог пройти лишь пару шагов к логову, когда уловил знакомый запах. Горячий и сухой — запах камня, раскаленного летней жарой. Сладость в нем заставила его язык сжаться между зубов.
Его челюсти застыли на зайце. Он повернулся к скалам рядом с деревней и присмотрелся. Там, среди двух выступов была едва заметная пещера. Такая небольшая брешь, что тени почти скрывали ее из виду. Но Сайласа не обмануть.
«Нет… невозможно».
Но, хоть он так думал, ноги несли его к скалам. Он проверит, чтобы убедиться, что ему показалось. А потом вернется в логово.
Не было того места, куда не мог забраться Сайлас. Даже в скалах была тайная тропа. Он сжал зайца, сильное тело прыгало с выступа на выступ, и он старался не раздавить косточки.
Через пару минут он забрался. Запах стал сильнее: сладость за жаром была слишком сильной. Ему было не по себе. И он не мог поверить.
Сайлас прошел через щель в пещеру. Она была крупнее, чем он ожидал. Его глаза привыкли к темноте, и он увидел, что стены были высотой с дерево, а пол — шириной с пруд. Но это Сайласа не удивило.
А вот из-за существа в дальней части пещеры он выронил зайца из пасти.
— Что ты забыла на моих землях, драконесса? — сказал он, спешно приняв облик человека. Эта плоть была уязвима перед холодом. Босые ноги тут же заболели. Но он был слишком зол, чтобы переживать. — Я предупреждал тебя уйти к утру.
— Уже утро? — он видел огоньки в ее глазах, хоть и далеко стоял. Ее губы изогнулись в насмешке, и это дразнило хуже рева.
— Тэн сказала тебе уходить с первым светом.
— Если я начну переживать из-за слов Гвен, ударь меня, — парировала она, и насмешка стала сильнее.
В середине комнаты пол углублялся: он ощущал сладкие воды со своего места. На земле рядом с ней лежало несколько ланей. От запаха их плоти желудок Сайласа заурчал. Но это было странно.
— Зачем тебе столько? Ты не можешь устроить тут логово, драконесса. Ты должна была уйти, — прорычал он. — Твое присутствие приведет к нам мечников.
— Ты все понял, да? Да, если я останусь, придет король.
— Так уходи!
— Уйду… но сначала сделаю кое-что для Каэла, — она посмотрела на зайца. — Какой красавец. Для кого?
— Не твое дело, потому что ни для кого, — быстро сказал Сайлас. Его лицо пылало, словно его обожгло солнце, хотя он стоял в темноте. Улыбка драконессы была виновата.
К счастью, она вернулась к разделыванию добычи.
— Если бы я кое-что тебе сказала, ты бы сохранил секрет?
Сайлас не собирался хранить ее секреты. Она перечила ему, и он не собирался ничего для нее делать. Но… ему было интересно, какой у нее секрет. Это щекотало его, как травинки в носу.
Он не сдержался.
— Конечно, драконесса, — проурчал он.
Ее история оказалась интереснее, чем он ожидал. Он даже прошел глубже в пещеру, и по коже пробежали мурашки, как от ветра.
— Еще дракон? Больше твоего вида? И почему ты скрыла это от своего спутника? — спросил он, когда она кивнула. — Эти дикари любят охоту на драконов. Одно слово, и они собьют его с неба.
— Я знаю.
— Тогда почему не сказала?
— Я не хочу ему смерти. Я… как-то помню его. Думаю, часть меня переживает за него, и я не хочу, чтобы его убили.
Она провела пальцами по волосам, черным, как тени. Ее губы уже не дразнили. Сайлас не знал, что означают ее жесты. Но понимал ее слова.
Она это заслужила.
— Я предупреждал, драконесса. Когда ты рассказала мне о чувствах к Меченому, я сказал, что это Мерзость.
Она покачала головой.
— Дело не в этом.
— Разве?
Она посмотрела на него. В ее взгляде была неуверенность.
— Ритуал меняет нас, — сказал он. — Мой вид не хранит спутников долго, конечно. Но, когда я был в горах как зверь, одна львица понравилась мне больше остальных. Она была сильной и бесстрашной охотницей. Я восхищался ее силой… и она родила от меня пару раз. Когда меня связали с этим человеком, — Сайлас провел рукой по голой груди, — я решил найти свою львицу. Я сбежал от тех, кто меня поймал, пока меня не прокляли, и отправился в горы. Я даже оставил подношение, чтобы присоединиться к другим оборотням, так велика была моя страсть. Но, когда я вернулся, все изменилось.
Когда-то это было раной. Но теперь Сайлас смотрел на воспоминания с ясностью.
— Я смотрел разными глазами, и бесстрашная львица, что восхищала меня, была обычным зверем, слишком простым существом, чтобы быть со мной, каким я стал. Я помню, как думал об этом, глядя, как она бродит по глуши, и я не пошел к ней. Я оставил ее. Меченый восхищает твою человеческую часть, но драконесса хочет чего-то большего. Ты хочешь пару, что знает твой разум и твои крылья. Потому связываться с кем-то ниже твоего вида — Мерзость.
Ее лицо вдруг исказилось, глаза вспыхнули гневом. Она знала правду. Она знала, что он был прав, хотела она признавать это или нет. Великая драконесса, считающая, что она всегда права, поняла ошибку.
Сайлас не удержался и рассмеялся, когда она встала на ноги.
— Сама виновата, драконесса, — крикнул он, она пошла к выходу из пещеры. — Лучше брось Меченого, чтобы не причинить больше боли. Люди привязываются к своей паре.
Драконесса остановилась на выходе и развернулась. Ее руки были скрещены на груди — слабая человеческая попытка закрыть слабость.