Днем мы скрывались, а ночью выходили накормить зверя. Ангел питался мало, я еще меньше. Одна Изабелла могла позволить себе пировать. В то время за количеством людей не следили. Никто не интересовался чужими судьбами. Они знали, чем больше умрет людей, тем больше им достанется зерна. Поэтому Изабелла изо дня в день праздновала. Моя Изабелла стала настоящим чудовищем. Она не слышала и не видела меня. Ее единственным желаньем было только утолить голод. Я звал ее к себе, просил вернуться. Мы еще могли быть счастливы как раньше. Счастье можно было возвратить, только бы достучаться до нее. Оказалось бесполезно. Изабелла перестала слушаться даже ангела.
Вместе с нами волновались люди. Умирало слишком много. Их пугали недоеденные трупы, брошенные на улице. Мы не успевали прибираться за Изабеллой. Безопасность ее перестала интересовать. И люди начали охоту за монстром. Две недели я жил в страхе. Я ходил за ней, преследовал Изабеллу. Боялся, что она выдаст себя. Но ей как-то удавалось выуживать людей по одному. Ангел тоже присматривал за ней, убирая всякий раз ненужных свидетелей.
Однажды случилось то, чего я боялся. К нам пришла анемия, и Изабелла напилась больной крови. Под утро я ушел отдыхать, зная, что она должна вернуться. Орущую и плюющую кровью ее схватили люди и привязали к столбу. Они хотели сжечь чудовище. Ангел прознал об этом и разбудил меня. Вместе мы отправились ее спасать. Ангел готов был вытащить ее из огня, но я остановил его. Он видел, как в огне умирала одна из нас, а вокруг плясали убийцы. Я же видел испуганных людей. Я знал их, они были моими соседями. Такими же, как и я раньше. Отчаявшиеся, голодные, замученные до смерти, а теперь и обезумевшие от страха. Изабелла выглядела устрашающе. У нее торчали длинные когти и клыки, рот в черных подтеках крови, лицо обезображено животной маской. Она все еще испытывала голод. Освободи ее и она добьет этих скелетов.
Я позволил им сжечь Изабеллу. Смотрел, как она визжала, пожираемая огнем. Ее силы были подорваны, и она не могла порвать гнилые веревки. Она так слаба, но все еще кровожадна. Сгорая, Изабелла хотела убивать, смотрела на людей и старалась дотянуться. Она не чувствовала боли, не знала, что уничтожается ее тело. Обращалась ни во что, но продолжала хотеть крови. Это случилось в 1948 году.
Так давно, это было так давно. Я почти ничего не помню. Стерлось из памяти. Я почти не помню, как она выглядела. Все, что было до смерти, чаще всего забывается. Со мной случилось то же. Ярким воспоминанием остался костер, в котором погибла Изабелла. Она не просила спасти ее, но я позволил ее убить и ощущаю за собой вину. В вопросах я провел вечность, так и не найдя ответов. Правильно ли я поступил? Предал ли ее? Должен ли я мстить людям? Я только уверен, что это была моя вина. Больше я никого не обращал.
Вальтер затих. Лицо он отвернул от света и спрятался в тени. Он открылся. Рассказал, что давно мучило его внутри. Мне хотелось быть ближе к нему, но Вальтер в эту минуту был далек от меня.
— Это необычная история.
— История… Это моя жизнь, милая, — горько усмехнулся Вальтер. — Трудно сохранять себя, когда кроме жажды ничего не интересует.
— Но ты справился. Почему ты не обезумел?
— Сложно ответить. Каждый сам выбирает, чему он подчиняется. Убив один раз, понимаешь, что придется это сделать еще и еще. А потом убийство становится обыденном делом. Как человек отрубает курице голову, так и у нас. Чтобы добыть, нужно убить.
— Думаю, после таких слов я должна остерегаться тебя.
— Я не хотел тебя пугать. Просто говорю, как есть. Мне этого не избежать, так заложено моей физиологией.
— Хорошо. А с памятью у вас что за проблемы?
— Я рассказал свою историю, а ты спрашиваешь о моей забывчивости? Я думал, тебя заинтересует нечто иное.
— Про иное есть в книгах, а про память ни слова.
— Вместе с нами умирает наша память. Поначалу воспоминания сохраняются, но они блеклые. В памяти всплывают не отрывки из прошлого, а факты. В 1917 году я родился, в 1939 — женился. У меня был брат, он погиб на войне. После себя он тоже не оставил детей. Такими обрывками я помню о прошлой жизни. Но некоторые вещи не забываются. Идем.
Вальтер открыл комнату напротив первого архива. Последняя комната, в которой я еще не была. Вальтер зажег свечи, и я смогла разглядеть, что там. Это оказалась мастерская. Посередине комнаты стоял гончарный станок, а на диске лежала глина.