— Вы одна живете?
— Одна, одна горемычная… Мужа схоронила, детей схоронила — зверье задрало. Одна осталась век доживать. И не уехать, могилы ведь не увезешь с собою. Так и осталась в тайге, богом забытая…
А потом созрел самовар, и Злата заварила вкусный чай. Ягодный аромат заполнил весь дом и, кажется, я сама вся им пропахла.
— Ты хоть заходи ко мне иногда-то. Я все готовлю и стряпаю по привычке. Весь погреб занят банками с соленьями. Все ими забито. Наверно, уже варенья перепортились, но до них еще добраться надо. Эх, да… Стучит ведь кто-то.
В дом вошла полная женщина с пустой корзинкой в руках. Злата напоминала несушку, а эта была похожа на печку с пирожками. В длинном синем сарафане с лентой под грудью, под ним белоснежная рубашка без пуговиц, прикрывавшая пухлое рыхлое тело женщины. Гладкое лицо и руки, тонкие удивленные брови и аккуратно уложенные волосы в пучок. Я дула на горячий чай и наблюдала за ней.
— Арина, ты что ли? — громко спросила Злата, но не вышла встретить гостью.
Арина тяжело вытерла ноги на пороге и прошла к нам. Корзинку она оставила у входа.
— Здрасьте.
Арина широко улыбнулась. Точно печка! Такая же большая и белая с большим ртом, куда залетают пирожки.
— Что за новая девица?
— Соседка моя, — похвалилась Злата. — Вчера приехала. Жить у нас будет.
— Какими ветрами занесло к нам такую молодуху? Отсюда молодежь бежит, а она приехала.
— Нечего, нечего так говорить. И девки у нас есть и парни. Будет с кем ей дружить.
— Будет ли дружить? Ты посмотри, какие брови соболиные! Краса! За такие девки от зависти порвут на клочья.
— У твоей брови тоже неказистые.
— А все-таки не соболиные.
Злата налила ей чаю и та ненадолго замолчала. Арина была любительницей поговорить и посплетничать. Сначала рассказала о местных ребятишках, которые опять дрались, потом выяснилось, что у цыганки Ульянки утащили платок, и в конце вспомнила, что пришла за яйцами, а не чай пить. Злата собрала корзинку и та убежала.
— Больно уж Арина мечтает дочь выдать замуж. Только вот девица не торопится. Оно и правильно. С матерью живет, хозяйство ведет, а тут еще за мужем и детками следи. На что молодой грязные пеленки и распашонки.
Злата сделала хитрое-прехитрое лицо.
— Самой-то хочется замуж?
— Нет, конечно. Тем более вы говорите, что там делать нечего.
— Нечего. Но придется, доля наша такая. Пока молодая, надо быстро найти, а жалеть уже будешь потом, когда зрелость наступит.
И сама же засмеялась. Чтобы не разговаривать на неинтересные темы, я решила больше узнать о Немой Долине.
— А я на работу хочу устроиться.
— К Киму?
— Нет, он не берет. Предложил спросить насчет работы у Вальтера. Можете рассказать о нем?
Злата испугалась и перекрестилась.
— Лучше к Ульянке сходи. Она возьмет. Не возьмет, так я с ней поговорю. Только не к этому проклятому! Тьфу, прости господи! Даже не думай.
— А что не так?
— И этот Ким тоже хорош, чурбан старый. Сгубишь себя. Лучше к Ульянке. Я сама с ней поговорю.
Злата смотрела так жалостно, что я не могла ей отказать.
Когда я собралась домой, Злата надавала с собой всяких гостинцев. Она улыбалась и приглашала к себе еще и еще раз, чтобы обязательно приходила сегодня же вечером.
Запрятав уже в свой погреб банки с вареньями, я пошла в магазин к Ролану. Одной мне стало страшно идти в библиотеку и нарушать обещание тоже не хотелось. Вместе нарушать было не так страшно. Когда я входила в магазин, Ролан раскладывал сгущенку на полки.
— Привет.
— Уже соскучилась по мне?
— Ага. Можно одну взять? Бесплатно.
— Тебе разве можно отказать?
— А ножик или открывалка есть? Я бы проколола крышку.
Ролан, взяв у меня баночку, как-то умудрился ногтем сделать разрез. Через дырочку яначала высасывать сладкую сгущенку.
— Пить потом захочется.
— Слушай, могу тебя отвлечь от работы? Я хотела бы сходить к Вальтеру, но одна стесняюсь.
— Без проблем — сходим вместе.
— Ким не будет злиться на меня?
— Не будет. Кроме этой коробки со сгущенным молоком у меня дел не осталось.
Ролан быстро опустошил коробку, и мы пошли к выходу.
— Грета, только верни, пожалуйста, Ролана! Пусть он не пропадает с концами! — с усмешкой сказал откуда-то возникший Ким.
— На что он намекает? — спросила я у Ролана, когда мы были на улице.
— Боится, что кроме работы у меня появится другое увлечение. Да ладно, он просто смеется.
Мы пошли той же дорогой, что и вчера. Но вчера мы были здесь, когда стемнело. Сейчас, днем, парк изменился. Исчезло его мрачное настроение. Ветки не цеплялись за одежду и не пытались нас остановить. Ролан перепрыгивал через большие корни и тянул меня за собой в приключение.