— Не переживай, они часто дерутся. Им нечем заняться, вот и ищут повод, чтобы скрасить будни.
— Кто этот блондин?
— О, его зовут Сильвестр. Он брат моего парня. Эти двое его дружки. Они постоянно что-то вытворяют, создают и себе и другим проблемы. У Ролана скорее кулаки сотрутся, чем у Сильвестра утихнет шило в одном месте.
— Меня Грета зовут.
— Роберта. Может быть, Ролан рассказал что-нибудь обо мне? Я работаю здесь прислужницей.
— Немного. А еще ты нравишься Герману.
Роберта мило захихикала.
— Не только ему. Из-за них мое самолюбие поднялось выше крыши. Один дарил цветы, другой провожал до дома. Я чувствовала себя принцессой. Меня окружали рыцари, и каждый подставлял плечо. Но как только появился парень, сразу все исчезли. А я к подаркам быстро привыкла.
Я все смотрела на часы. Время шло, стрелки добирались до цифры одиннадцать, а парней не было. Роберта унесла посуду и протерла столы. Пивная готовилась к закрытию.
— Роберта, — пыталась я отвлечь ее. — Я пойду. Уже поздно.
— Нет. Подожди меня.
Роберта сняла фартук и нырнула в соседнюю комнату. Оттуда она вышла в кофте и с вязаной сумочкой через плечо.
— Иван, я ушла! — крикнула она.
— Хорошо! — послышался откуда-то глухой голос.
— Все, идем домой.
Роберта взяла меня за руку и, не торопясь, мы пошли домой.
— Иван — это который с усами?
— Да, он хозяин пивной. Он хороший и добрый, но любит ругаться. Еще бы чужих женщин не любил. Говорят, Марселина его в свинью превратила, съездила на шабаш, потом высекла и отпустила. Больше он к ней не приставал.
— Она ведьма?
— Да и не дай бог встретиться с ней! Как Баба Яга съест тебя и косточек не оставит.
— Такая прям страшная?
— Нет, она красивая. Только злая. А еще от нее пахнет землей. Я думаю, она в гробу спит.
От слов Роберты мне стало смешно. Она тоже засмеялась, но не поняла почему.
— Я не верю в сверхъестественное и не понимаю, как можно верить в сказки, — ответила я ей. — Все эти черти, порчи и проклятия выдумка. Ролан, кстати, тоже меня поддерживает. Он сказал, что ваша Ульяна на суевериях деньги зарабатывает.
— Потому что Ульянка — дурилка картонная. Сама верит и других накручивает. Моя мама к ней каждую неделю бегает, чтобы ворожеевские штучки купить. Обе привораживает мне жениха. Но, боюсь, из-за них он убежит от меня, а не приклеится навечно, как они хотят, — Роберта вдруг остановилась. — Слышишь?
Где-то вдалеке слышались радостные вопли.
— Они нас догоняют.
Через минуту парни догнали нас. Они были избиты. Виднелась кровь и ссадины, кожу украшали длинные царапины от ногтей. Счастливые они наскакивали на друг друга и продолжали вопить.
— В этот раз вы победили? — поинтересовалась Роберта у них.
— Мы! Этот придурок Сильвестр теперь целую неделю будет собирать себя по кусочкам! — хвалился Герман.
Я хотела вытереть кровь с разбитой губы Ролана, но она спеклась.
— Вы с животными дрались? У тебя ужасные царапины на щеке.
— Так и есть, мы те еще звери!
Ролан завыл как настоящий волк. Это вызвало у меня восхищение. Зря раньше я обзывала его дворнягой.
— Пойдем быстрее, я домой хочу, — попросила я его.
— Смотри, какая луна. Может, прогуляемся?
— В другой раз.
— В другой, так в другой. Я напомню.
Ролан сделал колесо, чем удивил меня еще больше. Роберта захлопала в ладоши, а пар
ни весело закричали.
Глава 2
Вальтер дал следующее задание: выпавшие страницы вставить обратно, отвалившиеся корешки приклеить. Я слушала его внимательно и вместе с тем боялась, что он отругает меня за вчерашнюю халтурную работу, но он ни слова не сказал.
Работа оказалась такой же скучной. Сухие корешки не желали приклеиваться, а если удавалось, то книга выглядела неопрятной. Желтые страницы, до которых даже было страшно прикасаться, легко рвались. Мне становилось жалко и книги и самого Вальтера. Он точно после моего варварства будет плакать кровавыми слезами.
Неожиданно в одиннадцать Вальтер пригласил на чай. Я зашла во вторую комнату. Посередине стоял кофейный столик и диваны. На полу расстелен ковер, у стен находились деревянные бочки, в которых росли огромные цветы, обвивающие полки и картины. Эта комната в отличие от моей была намного приветливее. Даже сам Вальтер преобразился. Теперь он меньше похож на меланхоличного поэта и напоминал уставшего человека.