— Все, он сейчас в обмороке, но в целом жив, можно продолжать.
— А видеть сможет?
— Нет, я убрал остатки глаз и нарастил кожу, которая покрыла стенки глазниц. Он теперь слеп, и остаток жизни будет полагаться только на оставленные ему руки.
— Ладно, это все интересно, но мы так и не сделали главное.
Кхохолом недовольно пожевал губами и придвинул к себе три бутыли. Приподнял голову лежащего, и горлышко первой бутыли приникло к истрескавшимся губам.
— И где результат? — советник склонился над распростертым и жадно вглядывался в его лицо. — Когда мы узнаем, подействовало ли твое зелье?
И он пальцем постучал по лбу Глеба.
— Эй, Глэд, безглазый урод, ты меня слышишь? Ты будешь говорить, или так и останешься лежать безмолвно? Ты… Ох! — Тортоман отпрянул от неожиданно распахнувшихся пустых глазниц. Пленник выгнулся дугой и заколотил руками по плитам пола. Из перекошенного рта донесся слабый хрип.
— Морман, держи его, чего ты спишь!
Трое мужчин пытались удержать бьющегося пленника на полу, но тот выворачивался из их рук, ломал тело под навалившимися на него врагами. Не сумев освободиться — затих. Всего на мгновение. После чего взорвался криком, шарахнувшимся от потолка обратно и заплясавшим вокруг мучителей.
Несмотря на все попытки колдуна, безглазый пленник лишь кричал, судорожно сжимая голову или пытаясь расцарапать лицо. Он не реагировал на вопросы, обливание водой, заклятья или пинки. После получаса советник сдался, и Глеба с кляпом во рту бросили, связанного, в один из каменных мешков, что впрок построили еще при возведении замка.
— Я предупреждал, что мне нужно время и нельзя торопиться, когда имеешь дело с магией, — Кхохолом мрачно рассматривал изорванный и испачканный в крови подол халата. Совершенно неудачная ночь. Старый дурак — бросил все и побежал в подземелье, даже не переодевшись. На рынке придется выложить за новый стеганный теплый халат ползолотого, не меньше.
— Ведь хотел тебя сразу в переводчики брать, а не играть с твоими бутылками. А после того, как этот кусок мяса нам рассказал про заговор, я бы получил у коменданта согласие позаботиться об одном длинном ядовитом языке.
Советник пребывал в крайне скверном расположении духа. Удача поманила за собой, показала себя во всем блеске — и на тебе, вместо награды и обеспеченной пенсии предстоит отдать арестованного «старому грифу», который на последующих допросах узнает все тонкости заговора и загребет себе всю славу. Как несправедливо!
Тортоман и Морман очищали от крови легкие нагрудники, что надели с утра согласно уставу. Кхохолом сидел нахохлившись рядом со столом и крутил в руках черепок от разбившихся магических сосудов. В комнате слышалось лишь громкое потрескивание от горевших факелов, чадной копотью царапающих каменный потолок. Резкий скрип двери неожиданно ударил по ушам.
— Господин советник! — Вошедший солдат вытянулся во весь рост и крепко приложился шлемом к низкому дверному проему. — Прошу прощения, но господин Тертедуэй требует вас явиться к нему с докладом о происшествии. Немедленно. Он сейчас в зале совета.
Советник одной рукой слепо нашарил ножны меча, другой мертвой хваткой сдернул колдуна со скамьи и шагнул в коридор.
Зверь визжал и плакал, крутясь на месте и кусая себя за задние лапы. Связь с добычей сыграла с ним дурную шутку. Он не только ощущал запах и шел по следу за обреченной жертвой, но и ощущал себя вместе с ней одним целым. Он уже успел пройти с десяток перетекающих друг в друга троп в нереальных мирах, с каждым прыжком приближаясь все ближе к дому, когда его настиг страшный удар. Мир в глазах стал троиться, а чудовищная боль раздирала голову на куски. После того, как первая волна прошла, неудержимо захотелось забиться в кусты и лежать там, подвывая. Но Зверь чувствовал, что останавливаться нельзя, любой из окружающих миров забирал силы, высасывал жизнь из путешественника и в случае остановки пожирал саму суть несчастного. Через пару часов от остановившегося остался бы лишь еле заметный след на земле, все остальное истаяло бы дымом. И Зверь бежал, бежал через боль и стоящую в глазах кровь. Кроме желания закончить охоту теперь добавилась ненависть. Ненависть к добыче, что заставляет так страдать по дороге к ней.
— Что они сделали? — Визариусу стало дурно. В голове появилась только одна мысль — перестарался. Все пошло не так. Совсем не так. Искусно составленная бумага лежала на столе в городской канцелярии. Старый писарь должен был разобрать бумаги завтра утром. Письмо пришло бы прямо в руки коменданту. Тертедуэй терпеть не мог разбираться с подобного рода шпионскими делами. У него, с легкой руки старого колдуна, выработался ритуал. На любом вынесении приговора обязательно присутствовал старый Кхохолом. По требованию коменданта он показывал на левую или правую ногу. После чего преступнику ломали соответствующее колено и отправляли для дальнейшего допроса в Полан. Подобные шутки комендант устраивал еще со времен первых набегов на соседей, вне зависимости от расовой принадлежности оных. В Пяти Сестрах колдуну отводилась роль десницы правосудия и карающему мечу в одном лице. Бородатый любитель магии зачитывал приговор, после брал палицу и мир получал еще одного калеку. Если раньше Тертедуэй предпочитал пленных не брать, а попавших к нему убивал быстро и без раздумий, то теперь он решил повернуться к гуманизму лицом. Он лишь отдавал приказ, а остальное оставлял на совести костоломов из городской дознавательной палаты. Визариус надеялся, что колдун с радостью порекомендует сломать обе ноги новому претенденту на избранность, после чего Ищущие за пару дней вытащат его с городской тюрьмы. Или так и оставят там умирать. В любом случае, монах будет считаться непричастным к этому инциденту.