И это все.
Стыдливо сообщала о своем отступлении из Одессы и с одесского плацдарма семидесятитысячная оккупационная армия, которой приданы были двадцать тысяч различных контрреволюционных вооруженных формирований, — армия Антанты, оснащенная всеми видами наилучшей военной техники.
Они отступали потому… что не могли доставить продовольствие…
Столяров не мог сдержать улыбку.
Серый клочок бумаги пошел по баррикаде из рук в руки — и веселый смех зазвенел среди опрокинутых бричек, «штейгеров», письменных столов, пустых бочек из-под вина и фонарных столбов, сваленных в одну кучу.
Кто-то из бойцов влез на баррикаду, сорвал с головы фуражку и подбросил ее вверх.
Кое-кто из французских солдат ответил. Пуалю тоже срывали с головы кепи и махали ими. Долетело и несколько приветствий:
— Вив ле большевик!
Командование, штабы и канцелярии оккупационной армии спешно грузились на корабли и пароходы, стоящие в порту, а оккупационная пехота из-за недостачи морского тоннажа должна была эвакуироваться пешим порядком: на Тирасполь и Бендеры, через Бессарабию — в румынские города и порты.
Шли пуалю французских национальных полков, шли французские колониальные стрелки — зуавы, сенегальцы, мальгаши шли бенгальцы, только что прибывшие сюда под английским командованием.
В это время со стороны Градоначальницкого спуска появилась процессия.
Около пятидесяти бойцов из рабочих дружин — в засаленных кепках и робах, в матросских бескозырках и бушлатах, в штатской одежде, опоясанные крест-накрест пулеметными лентами, — двигались тесным каре с винтовками наперевес. В середине каре на высоко поднятых руках четыре дружинника несли санитарные носилки. Пятый шел впереди носилок, держа обеими руками большой, полуторапудовый, камень. Камень был крест-накрест перевязан железной проволокой, а другой конец ее привязан к ногам человека, лежавшего на носилках. Это было тело замученного и утопленного руководителя одесского подполья — большевика Николая Ласточкина, Ивана Федоровича Смирнова.
Траурное каре двигалось навстречу ротам французских солдат по улице, которая с той минуты навсегда будет названа улицей Ласточкина…
Вот одесские рабочие и французские солдаты сблизились, поравнялись и миновали друг друга.
Траурное каре остановилось у баррикады. Дружинники опустили на землю носилки и выстроились позади. Они приставили к ноге винтовки и сняли шапки. Печально опустив обнаженные головы, с винтовкой в одной руке и шапкой в другой, стояли рабочие-дружинники перед Советом, прощаясь со своим погибшим руководителем. Члены Совета и бойцы охраны тоже скорбно склонились.
Согбенные горем, стояли члены Совета — большевики, которые вышли из подполья и взяли власть в свои руки; в глубокой скорби стояли рабочие, поднявшие оружие, чтобы утвердить власть Советов на своей родной земле; поднялись на своих тачанках и, склонив головы, стояли у пулеметов крестьянские повстанцы, которые спешили в город — на помощь восставшему пролетариату. Тело героя-бойца, отдавшего свою жизнь за власть Советов, лежало перед ними.
Мимо погибшего героя революции проходили, отступая с этой земли, полки интервентов…
И понемногу беспорядочное шарканье начало входить в ритм. Глухой шорох подошв постепенно перешел в четкий топот. Солдаты без команды начали отчеканивать удары каблуками — и беспорядочное шарканье постепенно сменилось торжественным церемониальным маршем.
Французские пуалю, колониальные стрелки — французы, сенегальцы, мальгаши и бенгальцы — вытягивались, прижимали карабины локтем, выравнивали строй, поворачивали головы равнением налево. Они шли церемониальным маршем, отдавая воинскую честь живым и погибшему, мимо которого они дефилировали, покидая побежденными советскую землю.
Вдруг среди рядов французских солдат зазвенел молодой звонкий голос:
Debout, les damnés de la terre…
Минуту он звучал одиноко. Но вот песню подхватил еще кто-то. Потом сразу откликнулось несколько голосов. И тогда сотнями голосов загремел над площадью советского города на французском языке «Интернационал».
Могучий пролетарский гимн дружно зазвучал над шеренгами солдат и гремящим потоком покатился по улицам освобожденного города.
Члены президиума Совета отдали честь. Бойцы охраны и дружинники стали «смирно» у тела Ласточкина.
Они отдавали честь гимну пролетарской интернациональной солидарности, отдавали честь восставшему пароду.