Саня. Как видишь.
Нина. Товарищ Значковский, что же делать?
Значковский (бодро, как ни в чём не бывало). Созовём художественный совет, техническое совещание. А сейчас, Гермоген Петрович, поставьте старые валики. Работать вчерашний номер!
Агриппина Семёновна (в лицо Значковскому). Ну и крендель! (Гермогену Петровичу.) А ты-то, ты-то, батюшка Гермоген Петрович, куда глядел? Что гравировщики с рисунком сделали! Такой нежный рисунок. А ткань! Да на ней впору углем рисовать, а не узоры морозные печатать. Куда же ты глядел, батюшка?
Гермоген Петрович (укоризненно глядя на Нину). Молодёжь… Энтузиазм… Спешка… Начинать-то надо не с гравировщиков, а от ворот фабричных. (Уходит в цех за перегородку.)
Агриппина Семёновна. Срам! (Выходит.)
Нина. Побегу к Ивану Ивановичу! (Выходит.)
Значковский (отводит в сторону Саню). Саня, вам сейчас трудно. Трудно и мне… Но, знаете, есть хороший способ отделаться от неприятности. Вообразите, что она случилась с кем-нибудь другим. Я, например, всегда так делаю, и сразу на душе легче.
Саня (резко). А я и несчастий своих никому не отдам. Потому что они мои!
Пожав плечами, Значковский идёт молодцеватой походкой за перегородку.
Капитолина Андреевна. Теперь скажу тебе, как мать. Мы — Солнцевы — семья скромная. И резкое слово и спор стерплю. А фанфаронство всей душой ненавижу! Подумать только, какое кадило раздули: «Мать — директор, дочь — новатор!» На всю Москву срамота. Скажут, Солнцевы в знаменитости лезут, саморекламой занимаются. На экран захотели! Понимаешь, что натворила?
Саня молчит.
Была бы чужая, я бы пожурила, да и только. А тебе скажу: уходи с фабрики. Если добрым именем матери дорожишь…
Саня. А если не уйду?
Капитолина Андреевна. Я сказала, а ты решай. (Выходит.)
Саня, оставшись одна, долго смотрит на кусок материи. На её застывших глазах навернулись слёзы. Ткань выпала из рук. Входит Курепин.
Курепин (шутливо). А тебе телефонограмма. «Фабрика «Москвичка» Александре Солнцевой тчк Просим подробней описать достижения по выпуску образцовой ткани. Необходим текст для хроники».
Саня (телефонограмма показалась ей до последней степени обидной; схватив кусок своей ткани, подносит его к глазам Курепина). Вот, пошлите им! Нашли, кого снимать! Стыдно в глаза людям смотреть. Главное, дело-то какое загубили.
Курепин (рассматривая ткань). Беда твоя, вина моя. Кому доверился!.. Бюрократу Значковскому. Да какому ещё бюрократу — новой формации! Треск, шум, инициатива… И… провал. Ну, а что же дальше делать думаешь?
Саня. Вот именно, что дальше, Иван Иванович? Дана команда делать вчерашний номер.
Курепин. Ты делай вчерашний, а думай о завтрашнем.
Саня. Мне-то уж, видно, не придётся. Мать говорит: уходи с фабрики. Она словами не бросается. Не уйду сама — прогонит.
Курепин (как равный с равной, избегая опекунского тона). Беспокойно поначалу, Саня?
Саня. Почему поначалу? Я думаю, всегда беспокойно будет.
Курепин (довольный, улыбается). Неужели всегда?
Саня. А как же по-вашему? Я комсомолка, а вы коммунист. Вам, должно быть, ещё беспокойней живётся… По-вашему, что такое партия?
Курепин. А по-твоему?
Саня. По-моему, партия — это борьба! А борьба спокойной не бывает.
Курепин. Если так думаешь, — значит, скоро в партии прибавится ещё одна боевая коммунистка!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Картина шестая
В АГРОГРАДЕ
Просторная комната с высокими потолками и широкими, трёхстворчатыми окнами в доме бригадира Героя Социалистического Труда Алексея Силыча Рыжова. Мебель работы искусных сельских мастеров. Дом такой чистый и свежий, будто сохранял ещё запах только что отёсанных брёвен. За окнами сияющая ранняя весна. Широкое поле, дальше лес, Островки тающих снегов, почерневшая дорога. В комнате никого нет. Стук в дверь с улицы. Отзыва нет. Ещё стук. Затем дверь Медленно открывается. Нерешительно, озираясь, входит Игорь, за ним — Саня.
Игорь (ещё раз постучав в дверь с внутренней стороны). Можно? (Пауза.) Алексей Силыч, вы дома? (Пауза.) Входи, Саня.
Саня. Неудобно как-то. Нет хозяев.
Игорь. Раз не заперто, они где-нибудь близко. (Стучит в двери, ведущие в соседние комнаты.)
Саня. Зайдём позже.
Игорь. Ты утомилась. Посидим, отдохнём.
Саня (оглядывая комнату). Окна какие! Мебель резная! Колхозный дом? А что, Игорь, твой Рыжов — самый обыкновенный колхозник?
Игорь. Доподлинный. Только ты не удивляйся здесь всему, как городская барышня.
Саня. А я удивляюсь и буду удивляться. У тебя странный характер, Игорь. Мы шли по агрограду, и я читала на перекрёстках: «Улица первой пятилетки», «Улица второй пятилетки», «Улица Победы». Как будто читаешь громадную книгу — историю нашего времени. А ты даже, не обратил внимания. Почему?
Игорь (смеётся). А-а!.. Разговор на канале помнишь? Просто я был здесь раньше без тебя.
Саня. Только поэтому?
Игорь (после паузы). Сказать откровенно? Я смотрел не на дома, не на улицы — на тебя. На твои глаза. Я хотел в них увидеть удивление — и видел и радовался. И многое ещё я покажу тебе, Саня. Нет ничего лучше открывать перед тобой незнакомое. Я буду водить тебя за руку по всей нашей земле. И когда-нибудь увижу, как оживут эти счастливые дни на твоих картинах…
Саня. И в твоих дворцах с фонтанами.
Игорь. Будут они, будут дворцы мои стоять, Саня!
Саня. Верю.
Игорь. Иногда думаю: что о дворцах мечтать, когда над землёй трумэновские гитлеровцы с бомбами летают? И сам себе отвечаю: нет, не мы, пусть они этих бомб боятся. Взорвутся на них. А Москва растёт и вширь и ввысь. Недавно шёл я по Каменному мосту, смотрел на Кремль и думал: какая сила укрыла его от немецких бомб? Любовь народная, гений Сталина. Потом свернул на Красную площадь. Мавзолей. Очередь к нему вечная, на все времена очередь… Мне захотелось написать стихотворение. Придумал первую строчку: «Я сердцем прикрою тебя, мавзолей…» Больше ни одной строчки не придумал, зато мне стало совершенно ясно: училище училищем, погоны погонами, а я свою мечту осуществлю — дворец с фонтанами построю.
Саня. Построишь, Игорь. (Подходит к окну.) Спасибо тебе за эти дни. Запомню их. Последние снега в лесу, талые воды на дорогах. Дубы молодые запомню. Они стоят, как витязи в белых шлемах, и снег падает с веток. Мы путешествуем с тобой по сказке. В детстве я читала о маль-чике и девочке, забравшихся в пустой дворец. Так и мы сейчас.
Игорь. Как хорошо, что мы весь день одни! Будто и лес, и поле, и даже этот дом — для нас двоих.
Саня. А мне обидно, что нет с нами мамы. Мне жаль её.
Игорь. Капитолину Андреевну?
Саня. Да. Жаль, что нет в её жизни такого леса. Жаль, что она не дышит таким воздухом. А как это всё нужно ей!
Игорь. Смешно, когда ты жалеешь Капитолину Андреевну. Она сильный человек.
Саня. Она слабый человек, Игорь. Только упрямая. Вот Курепин сильный. Анюта Богданова тоже сильная. Они жизнь любят. Для них работа — радость. Для мамы — бессонные ночи. Была бы сильной, и думала и жила бы иначе. Поняла бы, как наши люди хотят полного счастья, красоты во всём. А она… (Махнула рукой.) О чём ей толкует Иван Иванович, ради чего Анюта скандалила — ей до сих пор непонятно. А ведь умная.