Ева Гончар
Рассвет нал океаном
Часть I. НАДЕЖДА Штат Делавэр, весна 2002-го года
1. Мисс Паркер. 5 апреля, пятница, после обеда
— Дочь моя, это совсем никуда не годится!
Мистер Рейнс раздражённо откидывает два листка — мой недельный отчёт.
Я ненавижу этого человека так сильно, что задерживаю дыхание в его присутствии. Иначе я выплюну ему в лицо свою ненависть! Ненавижу его острые бесовские уши, трубки, торчащие из его ноздрей, его змеиное шипение и вкрадчивые манеры. Особенно сильно я ненавижу его нынешнее обращение ко мне — «дочь моя». Оно ни на секунду не даёт забыть о моём родстве со всей этой мерзостью!
— Так скверно ты никогда не работала! Ещё один такой отчёт, и мне придётся передать дело твоему брату.
Лайла я ненавижу тоже! Даже не знаю, кто из этих двоих мне более отвратителен. Иногда я представляю, как на холёных щеках патентованного мерзавца появляются алые следы моих ногтей. Я предпочла бы увидеть аккуратное круглое отверстие у него во лбу. Но об этом лучше не думать. А то однажды я выстрелю, и тогда от мисс Паркер не останется даже воспоминаний.
— Передай, папуля, передай! — надеюсь, в моём голосе достаточно яда. — Разумеется, если ты решил окончательно поставить крест на возвращении Джарода в Центр.
С тех пор, как исчез мой отец — не сипатого же ублюдка должна я считать своим отцом! — мистер Рейнс переехал в его кабинет. Лайл тоже отсюда не выходит. Он вьётся ужом вокруг новоиспечённого родителя и заглядывает ему в рот. Угадывает его желания раньше, чем тот их выскажет, и не скупится на лесть. Усилия не проходят даром: родитель к нему благосклонен. Намёки об ожидающей моего братца карьере в Центре становятся теперь всё чаще.
С тех пор, как исчез мой отец, я стараюсь не заходить сюда. Слишком сильно всё напоминает мне о нём. Слишком сильно всё изменилось. Совсем не заходить нельзя. Мистер Рейнс каждую неделю требует от меня рассказывать, что сделано для поимки Джарода.
— Попридержи язык, сестрёнка! — от сладкого голоса Лайла становится липко во рту. — Заступаться за тебя больше некому.
Дерьмо!
Всё изменилось и уже не будет таким, как прежде! На следующий день после моего возвращения с Острова меня пригласили в Триумвират. Там я услышала, что подчиняюсь теперь Рейнсу, и только ему. «Не заставляйте нас напоминать вам об этом, мисс Паркер, — сказали мне в Триумвирате. — Иначе Центру придётся с вами расстаться!»
Мне ли не знать, что это означает!
Они больше не доверяют мне — за это их винить сложно. Контролировать каждый мой шаг приставили Лайла. Он слушает мои разговоры, читает мою переписку, посылает людей следить за мной, когда я покидаю Центр. Иногда вечером он является ко мне домой, «по-родственному», без приглашения. Разве что не лезет в мою постель! Подонок не только рьяно выполняет задание Триумвирата. Он надеется опередить меня, если я нападу на след Джарода.
Мне плевать! Джарод больше не оставляет следов. Иногда он звонит Сидни, но определить, откуда, мы не можем. Брутс разводит руками: «Мисс Паркер, он маскируется гораздо лучше, чем раньше!» Этих двоих я тоже порой ненавижу. Брутса — за собачий взгляд и готовность выполнить любое моё поручение, от которой всё равно никакого толку. Сидни — за сочувственное выражение, намертво приклеенное теперь к его лицу. За постоянные попытки залезть мне в душу. Я не собираюсь рассказывать ему об Острове, как он не понимает? А тем более — о том, как мне хочется убить «отца» и «брата», с наслаждением втаптывающих меня в грязь.
«Паркер, алкоголизм — коварная вещь. Он подбирается незаметно, и когда ты поймёшь, что находишься в его власти, может быть уже поздно!..»
Пошёл он к всем чертям, этот психиатр! Да, я пью, кто мне запретит? Зато у меня каждый день есть счастливые часы. Те, что умещаются между первой порцией виски и мутным хмельным сном. Время, когда я не вспоминаю о Центре и о том, что моё с ним «расставание» — вопрос нескольких месяцев. Не думаю об отце, который никогда больше не назовёт меня «ангел» — а я никогда уже не поверю, что он меня всё-таки любил. Не прокручиваю в голове наш последний разговор с Джародом: «Нас нет. Ты убегаешь, я догоняю!» — и не мучаюсь от мысли, что совершила самую большую ошибку в своей жизни.
Всё чаще я остаюсь дома по вечерам. Виски не привяжется к тебе с пошлыми комплиментами. Не будет с тошнотворной игривостью лапать твои колени. Не будет просить: «Детка, давай ещё разок!». И утром тебе не нужно будет скрывать, что ты напрочь забыла его имя. Но сегодня я поеду в бар. Может быть, мне повезёт, и комплименты окажутся чуть менее пошлыми, а игривые прикосновения — чуть менее тошнотворными. И тогда чьи-нибудь губы помогут мне избавиться от липкого ощущения во рту.
2. Джарод. 5 апреля, пятница, поздний вечер
Всё, хватит! Игра затянулась, пора заканчивать. Я не буду больше дразнить Центр, уйду на дно и, возможно, сумею осесть где-нибудь и жить нормальной жизнью. Не получится найти себе место здесь — уеду в Европу или, например, в Австралию. А что? Заберу родных, если, конечно, они захотят со мной ехать. Женюсь, построю дом, у нас родятся дети. Устроюсь работать в клинику — мне всегда нравилось быть врачом. Если бы ещё удалось найти маму… Я не сдамся, я не перестану её искать, но Центр для этого мне не нужен. С его помощью я надеялся узнать тайну своего рождения… знание, без которого я обойдусь. Должен обойтись. Хватит цепляться за прошлое, пора думать о будущем!
Мисс Паркер — тоже прошлое, нужно почаще себе об этом напоминать. Сейчас я понимаю, что все эти годы, глядя на неё, слушая её голос, представлял себе ясноглазую, нежную и впечатлительную девочку из моего детства. Той девочки больше нет, Центр отнял всё, что было в ней живого и тёплого. Нынешняя Паркер — мёртвая планета, летящая по своей постоянной орбите, и не в моих силах заставить её изменить курс.
Я всё решил. Нужно только проститься с Сидом. Иногда я звоню ему, просто затем, чтобы его услышать — человека ближе и роднее, чем он, у меня нет. Скоро это случится в последний раз. Может быть, нам удастся встретиться и обняться на прощание. Вчера я набрал его домашний номер, убедиться, что он не в отъезде. Старина всегда так радуется моим звонкам, что у меня становится легче на сердце. Как это важно — знать, что кто-то о тебе беспокоится.
Плохо только, что ни одна наша беседа не обходится без упоминания о женщине, которую я собираюсь забыть. Обычно я меняю тему, но в этот раз Сидни был настойчив.
— Мой мальчик, я хочу поговорить с тобой о мисс Паркер. Меня очень тревожит…
— Прости, Сид, мне больше это не интересно.
— Можешь не слушать меня, — он сник, и мне стало стыдно, — но посмотреть на неё ты должен.
То, как он выделил слово «посмотреть», не шло у меня из головы, и я отправился к дому мисс Паркер в тот же вечер, когда прибыл в Голубую бухту. Окна были тёмными. Я знаю укромное место по соседству, откуда отлично видно двери этого дома — мне уже случалось там прятаться, там я устроился и теперь.
Сиреневые апрельские сумерки становятся гуще, с океана наползают тучи, начинается дождь. Её всё нет. Откуда мне знать, может быть, она сегодня вовсе не вернётся домой? Я не слышал её и не видел с того последнего разговора, когда она сказала, что нас — нет. И не видел бы дальше, но…
Свет фар, наконец, прокалывает темноту, большая старая машина — видимо, такси — останавливается, в салоне зажигается свет, я различаю темноволосую пассажирку, сующую водителю деньги. Судя по удивлённому выражению его лица, денег гораздо больше, чем нужно. Женщина выходит, она босиком, в одной руке она держит туфли, в другой — открытую сумочку. На втором шаге её заносит, она едва удерживает равновесие. Не верю своим глазам: мисс Паркер совершенно пьяна. Ищет ключ, туфли мешают рыться в сумочке, она раздосадованно бросает их на землю. Потом неловко возится с замком, и когда он поддаётся, утыкается лбом в дверной косяк и хохочет. Я жду, когда она закроет за собой дверь, и ухожу, но у меня в ушах долго стоит этот смех.