«Повезло же мне попасть с этим умником на вахту, А его еще тянет на шутки», — злился Саломир.
В первые минуты дежурства Алексе не умолкал ни на секунду. Видя, что на них накатывается очередная волна, кричал: «Идет, браток!» После того как волна проходила, встряхивался и приговаривал: «Хорош душ!»
Но сейчас было не до шуток. После той волны Алексе не поднялся. Корабль проваливался вниз, омываемый потоками воды, и Алексе, как бревно, катился туда, где гик снес ограждение. Саломир не медлил ни секунды. Волна прижимала его к палубе, но он видел, что человек катится все быстрее в пустоту. Он бросился вперед и ухватил Алексе за одежду. Саломир чувствовал, что пальцы немеют от напряжения, что силы на исходе. Крикнул: «Алексе! Алексе!» — но новая волна забила ему рот соленой водой. В падении Алексе увлекал за собой и его, и они скользили по палубе, будто по ледяной горке.
Саломир рванулся вперед, его ноги нашли какую-то опору, и он зацепился за нее, как за спасительную соломинку, — это был последний шанс. Нос корабля подпрыгнул и пошел вверх — опора ускользнула из-под ног. Вместе с Алексе падая на якорную лебедку, Саломир различал ее сквозь пелену воды как какое-то темно-коричневое пятно. Он едва успел втянуть голову в плечи, как сильный удар пронзил все тело. Одной рукой он ухватился за холодный металл, другой крепко удерживал Алексе. Неподвижное тело с невероятной силой тянуло Саломира вниз, холодный металл лебедки обжигал ладони. Он выбрал момент и, когда нос корабля снова взметнулся вверх, подтянул Алексе к себе.
Когда пришли матросы следующей смены, они увидели, как Саломир крепко уцепился обеими руками за лебедку и прижимал к себе тело Алексе. Он тихо повторял одно и то же: «Алексе, Алексе…» Берета на голове у него не было, волосы слиплись от соленой воды, и матросам казалось, что Саломир плачет.
Раз уж вышел в океан — держись! Негде укрыться, некуда бежать, да и на помощь в шторм рассчитывать не приходится.
Небо с угрожающе черными облаками, казалось, опустилось до самой воды. Бурлящие волны окружали корабль со всех сторон. «Пока выдерживает буксирный трос, все в порядке», — подумал Профир. На какое-то время он успокаивался, но навязчивая мысль возвращалась вновь: «А выдержит ли? И сколько времени выдержит?»
Брудан требовал все время докладывать ему, и он сообщал на «Войникул»: «Все в порядке».
Палубы барка были покрыты толстым слоем воды. Едва отступала одна волна, как следующая накатывалась с еще большей яростью, сметая все на своем пути. Пропитанный водой такелаж растрепался, спасательные шлюпки болтались, готовые вот-вот сорваться со своих мест, мачты трещали, ванты, штаги, бакштаги щелкали, гудели, хлестали по воздуху.
«Все в порядке»! Никто не брал в рот ни крошки. Матросы, измотанные морской болезнью, направлялись на вахты, будто автоматы, не чувствуя больше ни холода, ни голода, ни дождя. Отросшие бороды покрывали бледные лица, глаза глубоко запали от усталости. Но вахты они несли исправно.
Даже в таком положении у Профира хватало сил улыбаться. Кутяну принес ему сообщение, переданное французскими станциями, о неотвратимости урагана в этой зоне. Сообщение было послано в эфир четыре часа назад, так что румынские моряки уже давно испытывали этот ураган на своей шкуре.
Французское побережье… От Ле-Вердона до Бреста простирается целый пояс рифов с остроконечными скалистыми уступами, расположенными будто специально, чтобы прошивать подводную часть кораблей, прибитых волнами к берегу. Здесь в течение года свирепствуют штормы, зарождающиеся в сердце Атлантики. Эти зеленые камни в хорошую погоду едва виднеются среди волн, наводя страх на мореплавателей и призывая их к максимальной осторожности. Их преодоление во время шторма связано с большим риском.
По расчетам, они находились близ острова Уэсан, в районе Бреста. Из-за мелкого частого дождя поверхность моря стала несколько спокойнее, но зато уменьшилась видимость. Профир занес в вахтенный журнал: «26 ноября 1965 года. 16.00…» По времени еще должно быть светло, но вокруг ничего не видно. Все три корабля начали подавать сигналы сиреной.
Был еще день или уже ночь — никто не мог сказать. Для всех членов экипажа время утратило реальное значение. Они отбывали бесконечные вахты и уходили с постов лишь тогда, когда Кутяну, Мынеч или Мику отсылали их спать. Это только говорится «спать». С тех пор как вошли в Бискайский залив, гамаки уже не натягивали. Они добирались до кубрика обессиленные, едва держась на ногах, и засыпали где придется. Спали чутко, просыпались сами и снова отправлялись по своим постам. Море ревело, сирены завывали, конвой продвигался вперед на ощупь. Скорость была минимальной, хотя «Мирчу» тянули два буксира. До барка доносился лишь глухой рокот их двигателей.