— Что же это вы, товарищ учитель, печатаетесь в журналах и молчите об этом? Я оставила для вас два экземпляра — может, кому подарить захотите. Во всяком случае, примите мои поздравления.
— Благодарю, — произнес он с деланным безразличием. — Это моя старая работа…
— Оставьте вашу скромность! Все говорят, что вы приятно удивили наш город. Я читала рассказ и словно фильм смотрела. А правда, что девушка в рассказе… — облокотившись на «Программу радио», киоскерша почти наполовину высунулась в окошко, — это та барышня, что ведет лотерею?
— Ну что вы, уважаемая! — доброжелательно погасил он любопытство киоскерши. — Это персонаж вымышленный. Когда я задумал свой рассказ, эта барышня училась еще в двенадцатом классе. Имейте в виду, что литература…
— Знаю, — перебила его женщина, — это фантазия, игра воображения, образное отражение жизни… Я столько раз слышала это от своей дочери Филвиоры!
— Хорошая у вас дочь, — в свою очередь прервал киоскершу учитель. — У них класс очень сильный.
— Если б вы знали сколько она, маленькая, трудится! Все честолюбие…
Похоже, женщина собиралась перейти на семейную тему, поэтому Джеорджеску-Салчия безразличным тоном заметил:
— Девочки вообще более старательны, чем мальчишки.
— Да, но моя… Она такая впечатлительная, так все преувеличивает! Эту ночь почти не спала, а все из-за предстоящей письменной работы. Вы им сложные темы дадите?
— Нет, уважаемая, вполне доступные. Кое-что из классики. Так что не пугайтесь. Я хочу, чтобы мои ученики любили литературу, а не боялись ее.
— Как же может быть иначе, если их учитель — писатель?
«Да, это так, — согласился мысленно Джеорджеску-Салчия и нетерпеливо развернул журнал. — Вот он, рассказ. Почти на страницу. С иллюстрацией. Эстамп — несколько законченных линий, в которых угадываются два слившихся профиля. Художник схватил идею рассказа», — с удовлетворением подумал Ион.
— Пожалуйста, сдачу, — оказала киоскерша.
Джеорджеску-Салчия, звякнув однолеевыми [8] монетами, опустил их в карман и сложил пополам журналы.
— Пойду почитаю дома, в тиши, — словно оправдываясь, сказал он. — Кажется, они порядочно сократили рассказ.
— Как жаль, товарищ учитель! Такой правдивый, замечательный рассказ незачем было сокращать. У меня на чтение остается не так уж много времени, но я не лягу спать, пока не возьму в руки книгу, а если попадается такой рассказ, как ваш…
К киоску подошел парень:
— Добрый вечер. Открытки у вас есть?
«Слава богу, что появились покупатели», — обрадовался возможности отделаться от назойливой киоскерши учитель.
— Ну, я пошел. Всего доброго, уважаемая!
Шагая по улице, он держал журналы так, чтобы не было видно названия, и одновременно так, чтобы их нельзя было спутать с другой прессой. Его забавляла маленькая известность. Успех, запоздалый, но все-таки… Что делать со вторым журналом, он не знал. «Может, кому подарить захотите…» — звучали у него в голове слова киоскерши. А кому дарить? Директору? Тот подписался на журнал. Да и неудобно уподобляться мальчишке-лицеисту, написавшему стишок в лицейский рукописный журнал. Вот если б это был роман, тогда другое дело. Тогда можно было бы на весь титульный лист написать какой-нибудь скромный и в то же время запоминающийся автограф, отражающий значимость книги. Что-то вроде: «Моему другу такому-то… Эта попытка запечатлеть бурное течение жизни…» И так далее. А что такое журнал? Там помещен не один его рассказ. Он припомнил, что каждый раз, когда показывал Пауле журнал с интересным рассказом или очерком, та бегло пролистывала его в надежде найти иллюстрации или маленькую статейку о моде. Отсутствие у нее литературного интереса часто было причиной их ссор. А в последнее время на любой напечатанный рассказ или стихотворение Паула реагировала стереотипно: «Ну и сколько автору за это заплатят?»
Джеорджеску-Салчии эти воспоминания были неприятны. Как объяснить причины их с Паулой размолвки? Даже близкие не могли понять его. А мог ли понять чужой человек, который видел его впервые, что причиной семейной драмы было непонимание со стороны спутницы жизни?
Ну и хорошо, что она ушла. С ней он чувствовал себя более одиноким, чем сейчас. После ее ухода исчезли различные сплетни, сенсационные случаи, услышанные на базаре, рассказы о том, что говорил врач в больнице соседке, у которой муж пьяница, старший сын осужден за хулиганство, а младший дебил… и тому подобное. Эта бессмыслица не давала ему собраться с мыслями. Он где-то читал, что ограниченного человека можно узнать по точности, с которой он воспроизводит детали. Хорошо, что она ушла, но за все эти годы он так и не сделал желанного шага, чтобы преодолеть инерцию, разбудить в себе творческий порыв далекой молодости, когда он мечтал и только начинал писать. Так было до сегодняшнего дня. А теперь будто что-то толкнуло его к новой жизни, похожей на ту, о которой грезилось.