- А потом, где-то к маю я словно проснулась – до меня дошло вдруг, что вы не собираетесь возвращаться, что ты действительно не придешь больше. Мне вновь стало так больно, еще больнее, чем в тот самый день. Но это была боль целебная, она вернула меня в жизнь, к миру, спасибо ей за это. Как все произошло – я и сама не знаю. Я ведь не психолог, ты знаешь,… уверена, ты знаешь, … просто в одно утро я проснулась и поняла. Так ярко, так четко, как никогда раньше. Я осознала, что нет больше ничего, и не будет, что не будет ни тебя, ни Элис, не милой Эсме, я больше никогда вас всех не увижу… Н-И-К-О-Г-Д-А. Это привело меня в ярость. Вот тогда-то я и сожгла эти долбаные письма. Мне вдруг так захотелось жить. Назло. Назло тебе, Элис и милой Эсме, которые поигрались со мной и бросили. Прости, и извинись перед своей семьей от моего лица, я сейчас так не думаю, но тогда – думала именно так.
Я чуть приостановилась, чтобы перевести дыхание. Горло, хоть и было натренировано многочасовыми лекциями (но это было давно), стало чуть першить.
- Прости, Эдвард, не подашь мне воды, вот там, прямо сзади тебя? - попросила я.
Юноша тут же метнулся и передал мне бутыль. Я сделала пару глотков, поблагодарила его и продолжила.
- Знаешь, это смешно и наивно, но я решила тогда жить на полную катушку. И жила так, … целые два месяца: я выпивала в компании каких-то малознакомых ребят и пробовала курить. Скажу честно – мне не понравилось. И ночные клубы мне тоже не понравились: все-таки, в душе я оставалась той же Беллой Свон. Закончился этот загул эпично, но вполне счастливо для меня. Я достала травки, Эдвард, представляешь, травки, - рассмеялась я, а парень ошарашенно посмотрел на меня,… знаю, жестоко… не такого рассказа он ждал от меня, - спьяну я решила покурить прямо в комнате… ох, Эдвард, ты бы знал, что устроил отец, когда вернулся дежурства. Это был первый и последний раз, когда он взялся за ремень. А потом за меня взялся папин одноклассник, хороший психолог и по совместительству просто хороший мужик. И он помог мне. Я поняла, что все мы должны жить, пока жизнь продолжается.
- Белла, Белла, прости меня, если бы я знал… - горестно прошептал Эдвард.
Так странно, раньше я была готова горы ради него свернуть… на потолок залезть… луну достать… что еще там обещают? А сейчас я не испытывала к нему даже жалости, скорее наоборот, было какое-то садистичное желание принести ему моим рассказом больше боли. Что-то вроде «на, смотри, во что это вылилось, это ты виноват, это твой выбор, смотри, наслаждайся, нравится?» И откуда это взялось во мне?
- Давай продолжим, Эдвард, ты ведь хочешь дослушать историю до конца?
- Конечно, - сглатывая ком в горле, произнес он.
- Так вот, я пришла в себя. Ты бы меня хвалил, Эдвард. Ты бы мной гордился! Это был выпускной класс, помнишь? А оценки я завалила. … Не до того мне было. А тут пришло время взяться за ум: я нарочно сдала экзамены на двойки и меня оставили еще на год, в течение которого я погрузилась в учебу и … просто жила, как ты всегда мне и желал. К сожалению, я вдруг обнаружила, что ничто в мире не могло заинтересовать меня. Ты словно унес весь вкус жизни. Я старалась не для себя. Мне просто втолковали, что нужно жить, что так правильно. И я жила. Но каждый год, в душе я ждала, что дверь откроется, что ты войдешь, … не дождалась. Знаешь, я ждала даже в тридцать, когда только начинала преподавать в университете, ждала в сорок, когда у всех уже выросли дети, а мои книги и методики преподавания признавались научным сообществом, ждала даже в пятьдесят. … На самом деле, я знала, что ты не придешь, уж если я не была нужна тебе в двадцать, с чего я вдруг буду нужна в средних летах, … глупость, правда ведь?
- Белла, это не важно, я люблю тебя, всегда любил, я просто хотел спасти тебя, чтобы ты прожила обычную жизнь, радовалась, как все…
- Я знаю, я все понимаю, Эдвард. Серьезно, если я не понимала, стала бы я профессором литературоведения? Там ведь все то же самое… в книгах… те же чувства, неудачи, стремления. Мне было так наплевать на свою жизнь, что я нашла себе наркотик другого рода – книги. Так было легче. Мне не зачем было жить, я не хотела, но было нужно и я смирилась с тем, что пока жива. Я старалась, чтобы эти годы не прошли зря. А вот то, что я не радовалась – так это ерунда. Я дарила радость другим, дарила знания, умения, дарила путь в жизни. Какая на самом деле разница, была ли я счастлива, или нет?
- Прости, я так надеялся, что ты будешь. Я думал, ты забудешь меня, выйдешь замуж, заведешь детей. Я верил в это.
Я усмехнулась.
- Все мы во что-то верим, Эдвард. На самом деле, ты поступил жестоко. Знаешь, после тебя ни один парень, ни один мужчина не вызывал во мне интереса. Мне было наплевать. А ложиться в постель с тем, кто не нравится, я не желала. Даже мысли не возникало об этом. Так что твои надежды не оправдались.
Молодой юноша вскочил с кресла и начал в раздумьях расхаживать по комнате.
- Белла, как так случилось, как же так произошло?
- Что произошло?
- Ты так и не стала счастлива! – чуть громче, чем надо сказал он.
- Не стала, а должна была?
- Но как же так? Я ведь все сделал для этого!
- Нет, не все. Если бы ты обратил меня, если бы только захотел прислушаться к моим словам, если бы ты поверил в меня и мои чувства, ты бы понял тогда, что для меня в мире вместо солнца был ты, … ты бы понял, что мне не знать радости без тебя… и тогда все было бы иначе. Знаешь, сколько слез я пролила в жизни, представляя эту картину? Ты и я… вместе, навсегда. Вот мы бежим по лесу наперегонки, мы смеемся, мы счастливы; или лежим на нашей поляне в Форксе. Солнце заставляет нашу кожу сиять, и мы не можем налюбоваться друг другом. А ведь это могло бы быть, могло бы. Прямо сейчас мы бы играли на пианино в четыре руки в гостиной нашего общего дома. Карлайл и Эсме стояли бы, обнявшись, и наблюдали, … Элис держала бы Джаспера за руку, а Розали и Эммет… не знаю, наверное, за столько лет Розали привыкла бы ко мне. Тогда, они бы тоже были рядом и разделяли наше счастье. Только представь, все это было бы реальностью, было бы нашим миром, если бы ты не ушел тогда…