— А?
— Сколько было закачано, столько и поступило. Нет?
— Ну, практически… Тут ведь речь не о преумножении, а об относительной фильтрации демонической энергии. О преобразовании её в энергии, приемлемые в работе человеческих магов. С демонической люди напрямую работать не могут.
— Так почему же эта часть системы называется резонансом, если резонанса никакого нет?
— Есть резонанс. Энергий демонической и человеческой.
— А преумножение тогда где?
— А преумножения нет.
— Так ведь должно быть. — Я напрягся, вспоминая. В состоянии этой медитации — надо отдать ей должное — память работала превосходно. Перед глазами вставали строки и схемы, расписанные на страшном пергаменте. И по всему получалось, что вопреки утверждениям айн демоны-то как раз умели преумножать свою магическую энергию. И в своих каналах получали её не только больше, чем могла им предложить природа, но и уже чистой. — Ты мне врёшь.
— Я тебе не вру… Послушай, зачем тебе эти подробности? Ты ведь не в демоническом мире собираешься жить?
— Энергия всюду энергия. Так почему нельзя ваши методы приспособить тут?
— Потому что энергия наша — не ваша!
— А что ты орёшь? Я ведь уже далеко не такой болван, как раньше. Я помню, что читал у вас там по этому поводу.
— Наша энергия — не ваша!
— Поэтому мы её без проблем используем, хоть и преобразованную… Ври больше.
Она шагнула ко мне, и у своего лица я увидел её глаза, жёлтые от ярости, дикие, как у рыси… Я не знаю, какие глаза бывают у охотящейся рыси, но представлял их себе именно такими. В какой-то момент подумалось, что сейчас она сделает бросок, достойный кобры, вцепится мне в лицо, и я умру от боли.
Но страх оказался кратким, как удар сердца. Она давно уже не пугала меня, и её ярость лишь заставляла задуматься — насколько она искренна, или что может в себе скрывать. В её взгляде я мог прочесть намного больше, чем в глазах любой иной женщины, духовно существующей отдельно от меня. Её-то я ощущал всем собой. И эта её ярость была подлинной, не признающей хитростей и увёрток.
— А что я, по-твоему, должна осчастливливать этот ваш Мониль? Да чтоб вы сдохли тут от своих проблем, свиньи!
— Мы такие свиньи, а ты, насколько я помню из истории, очень старалась завоевать этот мир. Или как? Эйвидлоу — напомнить?
— Да пошёл ты…
Она попыталась меня оттолкнуть. Чёрта с два. Её ярость, как отразившийся в зеркале свет, и во мне заставила вспыхнуть бешенство. Оно ничего не значило, потому что его породили невнятные внешние обстоятельства, а точнее, её эмоции, её слова. И теперь уже я был готов терзать и добиваться её ответа, хотя несколько мгновений назад был спокоен, как стоячая вода.
Что же, в самом деле, так меня взбесило?
— Я-то пойду. Только ты ведь чего-то здесь, в Мониле, хотела добиться. Или чего-то тебе было нужно от Мониля?.. Ты ведь понимаешь, девочка, если я нащупал вопрос, я всё равно получу от тебя ответ, потому что ни солгать, ни промолчать ты не можешь.
— Зачем ты ко мне привязался? Зачем тебе моё прошлое? Зачем?
— Я уверен, что ты знаешь способ создать в этом мире новую энергетическую систему.
— Я не знаю!
— Хорошо, у тебя есть идея, с какой стороны можно подойти к вопросу.
— Ну допустим, я помогу тебе построить систему резонанса так, чтоб вам хватило энергии на войну против моей родины. — Она попыталась вырваться и отступить, но я не ослабил хватку. — Но это надо делать там, в нашем мире…
— Не уходи от темы. И одолжения мне не нужны. Ах, родина… Какая родина? Какая у вас, чертей, может быть родина?
— Я от вас, людей, давно уже заразилась этим вашим сраным патриотизмом…
— Ты про патриотизм вспоминаешь, когда тебе это выгодно, рожа наглая! Так что не рассказывай! Ты б свою драгоценную родину наизнанку вывернула с удовольствием, даже не задумываясь, только появись у тебя такая возможность. Такой бы террор навела, что наши б чекисты-гэпэушники и те… гестаповцы — от ужаса стонали!
— У нас такая жизнь, и вас она не касается.
— Не касалась бы. Если б ваши не норовили к нам сюда… По своим ведь законам жить! Не по нашим! Скажи, что ты искала в Мониле? Чего желала? Ты же завоевать его хотела! Неужели собиралась править миром, который ты так глубоко презираешь?
— Я хотела свободы! Свободы, идиот ты такой! Хоть какой-нибудь свободы! А меня носил монилец! Так куда мне было ещё?
— Меня ты упорно склоняла к тому, чтоб повоевать за владения в демоническом мире и там обосноваться. Я ведь вроде как тоже человек, нет? А того несчастного могла просто взять и повести. Но не повела же. Наводила ужас и кошмар в Мониле, и что ещё собиралась наделать…
— Интересное дело, откуда у тебя такая нежность и забота о Мониле?
— А у меня человеческая солидарность!
— Они ж тебя выслеживали. А если б выследили, то убили бы сразу, не разбираясь!
— Да-а, спасибо тебе!
— Спасибо — не спасибо, а за тобой ведь гонялись монильцы. Смотри, только оступись, ребята из Гильдии Тени тебе всё припомнят. Думаешь, забыли? Чёрта с два они о чём-нибудь забудут! Они вроде нас. И вы вроде нас! Только у вас тут попроще. Вы бесхребетные.
— Так меня-то зачем подталкивала к тому, что сложнее? Почему уговаривала в демоническом мире остаться? Хотела в руки кому-то из демонов-правителей попасть? Ой ли? Раз мы бесхребетные, так и вожжалась бы с нами, не лезла туда, где труднее. А ты лезешь, патриотка. Чего искала в Мониле? Рассказывай!
— Я хотела власти. И власть получила.
— Ты получила триста лет в консервации. Тебе зачем нужен был весь-то Мониль? Зачем-то же нужен был. Я хочу знать, зачем. Я не отстану, сколько ни увиливай от ответа. Лучше расскажи сама.
Мне пришлось прижать её к себе. Она показалась мне ароматной, как настоящая живая женщина, но в действительности ведь это просто моё воображение наделяло её теми чертами, которых я жаждал в спутнице, в отраде. Она никогда не будет моей отрадой, она навеки останется врагом. Только ведь о другой женщине мне даже мечтать не приходится. Иной раз так хотелось влюбиться, погрузить взгляд во взгляд избранницы, ощутить губами губы, а ладонью — упругость и ласку нежной кожи. Стать с нею, единственной и драгоценной, одним духом и одной плотью…
Но что же мне делать, как защититься от айн и защитить свою любовь, если она вспыхнет? И могу ли я позволить себе такую роскошь, как любовь, в моих обстоятельствах? Не могу, потому и запретил себе раз и навсегда любоваться женщинами иначе как бескорыстно.
Я заметил огонёк радости, вспыхнувший во взгляде моей демоницы, и осознал, что она слышит мои мысли. Нет, не моя капитуляция сейчас радовала её, а то, что из головы вылетел разговор, с которого всё началось. О чём же мы говорили? Да о том, что моя девочка хотела получить в Мониле. Ведь что-то же хотела. Определённо.
— Ты мне ответишь. Ответишь всё равно.
— Да, отвечу, потому что некуда мне деться, — прошипела она мне в лицо, как гадюка, приготовившаяся к броску. — Да, искала. Да, в вашем человеческом мире есть то, что может быть бесценно для существ моего типа. Да, я хотела сперва получить от Мониля всё, что он может дать, а потом взяться за свою родину. И она бы мне принадлежала, если бы… Но Мониль меня обманул. Я теперь понимаю, что нужное мне найдётся только у вас, в мире, только недавно ставшем магическим.
— Что ты искала, сука?!
— Урод! Да камни я искала, камни! Такие и в Мониле попадаются, но как только один такой выкопают, сразу ставят в строительную звезду или в транспортный контур. Они ведь даже не представляют, как можно было бы их использовать!
— А как?
— Ты же и так уже всё почувствовал, — со злобой отозвалась демоница. — Не просто же так о резонансе и преумножении заговорил…
— Так вот оно как? Значит, всё-таки возможно… Ну, и чего ты ломалась? — подумав, я для колорита добавил относительно нецензурное сравнение. — Ведь всё равно ж сказала, так можно ж было сберечь и мои, и свои нервы.
— А я тебе так просто не сдамся. Вам же, людям, нравится, когда девицу приходится добиваться, обламывать, а?